Я поехал в Кенты к нашим ребятам - журналистам, у которых стоял телефон. Собственно говоря, я не очень представлял себе, как и куда мне звонить. Звонить по телефону командующего - боялся налететь на Еременко. В данном случае это было бы совсем некстати... В конце концов я дозвонился до адъютанта и уже при его помощи связался с самим Петровым.
- Слушаю, - сказал Петров своим обычным ворчливым голосом.
- Здравствуйте, Иван Ефимович, это Симонов говорит. - А-а, Константин Михайлович, здравствуйте.
Обычно следовали или вопрос: "Ну, где ж вы пропадали?", или предложение: "Заходите". Сейчас последовала тягостная пауза.
- Иван Ефимович, очень хочу вас повидать, - сказал я.
- Только попозже, - сказал он. - Вы попозже можете?
- Конечно. Я для этого в Кенты приехал. Буду сидеть здесь, ждать.
- Часов в пятнадцать, хорошо?
- Хорошо. Буду ждать.
- А где будете ждать? Я сказал, что буду сидеть у журналистов.
- Я вам позвоню, - сказал Петров, и на этом разговор закончился.
Ровно в три, с обычной точностью, раздался звонок.
- Константин Михайлович? - Да.
- Петров говорит. Приходите. Жду.
Во дворе домика, где жил Петров, было тихо. Ходил только один часовой. И мне почему-то бросилась в глаза случайная, может быть, подробность: это был не автоматчик, а часовой с винтовкой.
Я прошел в приемную. Там сидел только один из ординарцев, которого я и раньше встречал у Петрова.
- Кто-нибудь есть у генерала армии? - спросил я, обходя слово "командующий" и думая о том, что это слово надо будет обходить и в дальнейшем.
Оказалось, что у Петрова сидит секретарь Военного совета.
Через несколько минут он вышел, а я вошел.
Петров сидел за столом, так же как и всюду, где он бывал, накрытым огромной картой. Он поднялся мне навстречу. Поздоровался. Наступила пауза. Потом Петров сказал:
- У Москаленко-то ничего пошло дело! Двигаются понемножку.
Я сказал, что да, двигаются. - Вы где были-то? Я объяснил, где был.
- Да, - сказал Петров. - Хорошо как будто пошло. Если за сегодняшний день и за ночь подойдут к Одеру, то в ближайшие дин могут взять Моравска Остраву.
- В ближайшие дни? - переспросил я.
- Да. Тут будет одно из двух. Если нам удастся в ближайшие дни форсировать Одер, немцам неоткуда сейчас взять резервы. Чтобы подтянуть их из глубины и в большом масштабе, им понадобится хотя бы два-три дня. А теми резервами, которые они имели под рукой, они уже воспользовались. Рассчитывали на 8-ю танковую и на 16-ю танковую. Но их уже расщелкали. 751-я пехотная в начале боев была у них свежая, но ее тоже разбили. Так что в ближайшем тылу у них не должно быть резервов. Но если день-два не форсировать Одер, эти резервы могут появиться, и тогда будем сидеть под Остравой.
- А сколько еще осталось до Одера? - спросил я без раздумий. Кому же, как не Петрову, это знать!
И лишь в следующую секунду вспомнил, что он уже не командующий фронтом и может не знать последней обстановки. Но я оказался не прав.
- Сейчас я вам покажу, - сказал Петров и провел карандашом по карте. Вот здесь и здесь осталось всего по пять километров. Час назад мне звонил Москаленко. Ночью могут пройти эти пять километров.
Он сделал еще несколько замечаний, касавшихся общего положения на фронте, и мне стало совершенно очевидно, что он не только не желает сам говорить ни о чем, связанном с его отъездом, но и не желает, чтобы на эту тему говорил я. Мне даже показалось, что наш разговор вообще не коснется этого. Но Петров, рассказав о положении на фронте, вдруг спросил как о самом естественном:
- Как, поручения в Москву будут?
И в этом вопросе сказался весь его такт. Он разом дал мне понять, что прекрасно понимает, что я уже наслышан о происшедшем, но что он не намерен касаться этого, а просто, как старый знакомый, раз едет в Москву, предлагает, чтобы я, если захочу, воспользовался этой оказией.
- А когда вы едете? - спросил я.
- Сегодня вечером. До Кракова на машине, а оттуда поездом. У меня свой вагон.
- Спасибо, - сказал я. - Тогда я сейчас схожу, напишу письмо и отдам вашему адъютанту.
- Хорошо, - сказал он.
В кабинет вошел генерал-лейтенант Кариофилли, командующий артиллерией фронта. Петров пригласил его присесть и спросил меня:
- Ну как, если взять все в целом, довольны вы этой поездкой? Много сделали?
Я ответил, что передал по телеграфу три корреспонденции, готовлю четвертую, а главное, собрал много материала, в том числе материал к повести, которую хочу написать, и, коротко рассказав ему историю партизанского доктора Юлия Бернарда, понимая, что после прихода Кариофилли мне ни к чему задерживаться, пора оставить их вдвоем, встал и попросил разрешения уйти.
- Всего доброго, - сказал Петров, протягивая мне руку.
Мне хотелось ему сказать разные хорошие слова, но от этого удерживало присутствие Кариофилли. И я лишь немного задержал руку Петрова и пробормотал, что благодарен ему и надеюсь скоро увидеться.