Затем пришло письмо из Загорска от Гавриила Ивановича Сухова: "Работая при штабе полка на радиостанции, я ежедневно видел Кутепова и начштаба Плотникова. Наш штаб полка располагался как раз в тех кустарниках, где вы были. После этого штаб перешел ближе к кирпичному заводу, в овраг, где завод брал глину. Противник нас теснил. И тогда штаб полка перешел в город Могилев, в сад. Не знаю точно, сколько дней мы там сражались с фашистами, но припоминаю одно: из нашего полка оставалось личного состава мало. Мы были окружены, и фашисты, окружив нас, пошли на Смоленск. Тогда командир полка полковник Кутепов, имевший в те годы знаки различия, как мы их называли "четыре шпалы", собрал оставшийся состав полка - это было примерно 25 - 26 июля - и сказал: "Братцы, нам предстоит тяжелый путь сегодня ночью. Мы должны подойти к линии обороны противника, обрушиться на его позиции и прорваться к своим". Пройти к своим нам не удалось. Противник обнаружил нас, и из ночи был сделан белый день. Вот в этом бою, как я полагаю, и погибли наш командир полка Кутепов и начальник штаба Плотников. Нам чудом удалось остаться в живых, и в эту огненную ночь мы оказались в лесу, т. е. в тылу врага".
Следующее упоминание о полковнике Кутепове и его судьбе пришло из самого Могилева от Василия Афанасьевича Пяткова, служившего перед войной старшим сержантом в 388-м стрелковом полку: "Месяца за два, за три до войны был я назначен командиром зенитной установки спаренных 4-х стволов "максима". С этим оружием и воевал на могилевском рубеже. Кутепова Семена Федоровича последний раз видел, а вернее, он подходил ко мне с 25-го на 26-е, часа в 2 ночи, минут за 30 до взрыва моста. Он давал мне указание, чтобы я не открывал огонь без команды, потому что в это время подтягивали силы, чтобы подготовиться к прорыву бесшумно.
Часов в 5 утра меня ранило во второй раз, и я уже не мог бороться. Ранен был в обе руки. Попал в госпиталь, когда немцы еще не заняли полностью города. На третий день бежал из госпиталя; меня вывели из города девушки в лес. Начал работать подпольно. Три года партизанщины. Соединился с регулярными войсками 28 июля 44-го года. И снова на фронт..."
И наконец, пришло еще одно письмо, в котором упоминалась фамилия Кутепова. Его прислал из Минска Леонид Иванович Серафимович, которому в конце войны довелось дойти до Берлина, а в 1941 году, когда он пошел в партизаны, было всего шестнадцать лет: "...Я пишу Вам это письмо потому, что, прочитав Вашу статью, вспомнил эпизод, свидетелем которого мне пришлось быть, и решил кратко о нем сообщить.
Наш партизанский отряд в 1941 году состоял из 6 - 7 человек. В конце ноября месяца 1941 года вечером, когда я стоял на посту, увидел, как по глубокому снегу, падая и поднимая друг друга, через поле идут два человека по направлению к станции Ратмировичи. Дав им приблизиться, я их задержал. Оба были очень истощены. Один из них был более высокого роста, чем другой, с головой, обмотанной грязным бинтом. На обоих фуражек не было, хотя и стоял свирепый мороз. На высоком была одета шинель прямо поверх нижней рубахи, на ногах деревянные колодки, а на втором была одета одна нижняя рубаха и брюки, а ноги обмотаны тряпьем. Обоих задержанных я доставил в дом нашего партизана тов. Косолапова, в котором находился штаб. Командир отряда тов. Балахонов начал с ними беседу, а я возвратился обратно на пост. А когда меня сменили, то я узнал, что задержанные долго не признавались, откуда и куда идут, но, убедившись, что попали к партизанам, назвали свои фамилии. Одного из них была фамилия Кутепов, а другого Шашуро. Кутепов сообщил, что был тяжело ранен в боях под Могилевом и в бессознательном состоянии взят в плен, где впоследствии познакомился с тов. Шашуро. Оба в дальнейшем попали в Бобруйскую крепость, в которой в то время находилось более тысяч советских военнопленных. Обстоятельств их побега в настоящее время я хорошо не помню. О их воинских званиях при мне никаких разговоров не было.
Вы пишете, что в Вашей памяти Кутепов - "человек, который, останься он жив, был бы способен потом на очень многое".
В дополнение я хочу отметить, что Кутепов и Шашуро были настоящими руководителями, хорошо знающими военное дело.
Мне пришлось присутствовать при разговоре Кутепова и Шашуро с командиром отряда Балахоновым. Они ему сказали, что не нужно ожидать, когда у него в отряде будет 200 - 300 партизан, а бить немцев можно и небольшими силами.
Более двух недель Кутепов и Шашуро отдыхали, набирались сил. Врача у нас не было, а Кутепов был ранен. У него на голове был рубец, проходивший возле лба через висок и медленно заживавший. Рану Кутепова перевязывала Полина - жена Косолапова, впоследствии погибшая от рук фашистов.
Когда Кутепов и Шашуро немного окрепли, меня вызвал Балахонов и приказал сопровождать их в сторону Бобруйска.