Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы

Не берусь вспомнить, какие строчки этих стихов первоначально легли на бумагу тогда, а какие написаны позже, но, что эти стихи были начаты именно в тот день, помню хорошо. Точно так же, как всегда буду помнить, где именно тридцатью годами позже, на разбитой бомбами и залитой ливнями дороге, идущей к 17-й параллели, застряли в памяти первые строчки «Чужого горя не бывает» поэмы о Вьетнаме, которую я писал, вспоминая нашу далекую уже войну.

Стихи, начатые там, на Керченском полуострове, в халупе у Рощина, по-своему тоже дневник:

…Мы только полчаса назад
Вернулись с рекогносцировки,
И наши сапоги висят
У печки, сохнут на веревке.

И сам сижу у печки, сохну.

Занятье глупое: с утра
Опять поеду и промокну
В степи ни одного костра.

Лишь дождь, как будто он привязан

Навеки к конскому хвосту,
Да свист снаряда, сердце разом
Роняющего в пустоту.

А здесь, в халупе нашей, все же

Мы можем сапоги хоть снять,
Погреться, на соломе лежа,
Как видишь – письма написать…

Во-первых, чтоб ты знала: мы

Уж третий день как наступаем,
Железом взрытые холмы
То вновь берем, то оставляем.

Нам в первый день не повезло:

Дождь рухнул с неба, как назло,
Лишь только, кончивши работу,
Замолкли пушки, и пехота
Пошла вперед. А через час
Среди неимоверной, страшной
Воды, увязнувший по башню,
Последний танк отстал от нас.

Есть в неудачном наступленье

Несчастный час, когда оно
Уже остановилось, но
Войска приведены в движенье.

Еще не отменен приказ,

И он с жестоким постоянством
В непроходимое пространство,
Как маятник, толкает нас…
Все свыклись с этой трудной мыслью:

И штаб, и мрачный генерал,

Который молча крупной рысью
Поля сраженья объезжал.

Мы выехали с ним верхами

По направленно к Джантаре,
Уже синело за холмами,
И дело близилось к заре.

Над Акмонайскою равниной

Шел зимний дождь, и все сильней,
Все было мокро, даже спины
Понуро несших нас коней.

Однообразная картина

Трех верст, что мы прошли вчера,
В грязи ревущие машины,
Рыдающие трактора.

Воронок черные болячки.

Грязь и вода, смерть и вода.
Оборванные провода
И кони в мертвых позах скачки.

На минном поле вперемежку

Тела то вверх, то вниз лицом,
Как будто смерть в орла и решку
Играла с каждым мертвецом.

А те, что при дороге самой,

Вдруг так похожи на детей,
Что, не поверив в смерть, упрямо
Все хочется спросить: «Ты чей?»

Как будто их тут не убили,

А ехали из дома в дом,
И уронили, и забыли
С дороги подобрать потом.

А дальше мертвые румыны,

Где в бегстве их застиг снаряд,
Как будто их толкнули в спину,
В грязи на корточках сидят…

Все. Даль над серыми полями

С утра затянута дождем,
Бренча тихонько стременами,
Скучают кони под окном.

Сейчас поедем. Коноводы,

Собравшись в кучу у крыльца,
Устало матерят погоду
И курят, курят без конца.

Возвращаюсь к прозаическим записям.