Когда приехали, увидели танк БТ–7, который с трудом карабкался в гору, и по этому танку поняли, что отыскали мест пребывание танковой дивизии. На Халхин–Голе я привык к тому что танковая бригада или батальон — это прежде всего танки. Но здесь пришлось отвыкать от этого представления. В дивизии были только люди, а танков не было. Тот танк, который полз наверх, оказывается, был единственным в дивизии. Все остальные погибли в боях или взорваны после израсходования горючего А этот пришел своим ходом сюда кажется, от самого Бреста, — единственный.
Я много говорил в дивизии с людьми; из этих рассказов понял, что дрались они хорошо, больше того, — отчаянно, но материальная часть, которую вот–вот должны были сменить на современную, была истрепана во время весенних учений. К первому дню войны половина танков была в ремонте, а оставшиеся в строю были в не готовом к войне состоянии.
Не знаю, как было вообще, но в этой дивизии обстояло именно так. Оказавшись в таком положении, люди все–таки приняли бой с немцами. Сначала один, потом другой, третий. И так ежедневно десять суток, пока у них не осталось больше машин. Тогда они пешком добрались до Смоленска. Судя по рассказам людей, несмотря на превосходство немцев и в количестве и в качестве машин — в дивизии были только БТ–7 и БТ–5, — мы все–таки заставили немцев понести тяжелые потери. В дивизии не чувствовалось подавленного настроения, а была отчаянная злость и то, что все так нелепо вышло, и желание получить немедленно новую материальную часть, переформироваться и отомстить.
Один из танкистов, майор, рассказал мне, как во время выхода из окружения его и нескольких бойцов нагнал на ржаном поле «мессершмитт». Расстреляв по ним все патроны, немец стал пытаться раздавить их колесами. Майор залег в канаву на поле. Три раза «мессершмитт» проходил над ним, стараясь задеть их выпущенными колесами. Один раз это ему удалось.
Майор, задрав гимнастерку, показал мне широкую, в ладонь, синюю полосу через всю спину.
Мы вернулись в лагерь редакции, и я весь вечер сидел и думал: как же мне писать? Хотелось на что–то опереться, на каких–то людей, которые среди всех этих неудач своими подвигами вселяли надежду на то, что все повернется к лучшему.
Именно с таким чувством на рассвете следующего дня я написал для «Известий» свой первый в жизни очерк о танкистах…
Упоминаемая мною в дневнике танковая дивизия, как мне теперь ясно из документов, была 30–я танковая. Ею с первых дней войны командовал полковник С. И. Богданов. Впоследствии под командованием именно этого человека маршала бронетанковых войск Богданова — 2–я танковая армия Первого Белорусского фронта 22 апреля 1945 года, обойдя Берлин, первой ворвалась на его северо–западную окраину.
А тогда, в начале июля 1941 года, в дивизии, которой командовал полковник Богданов, было в наличии 1090 человек, из них 300 танкистов; 90 грузовиков, 3 трактора и 2 танка Т–26, один из них, как указано в документах, «неисправный». Я неверно указал в своем дневнике: единственный в дивизии исправный танк был не БТ–7, а Т–26.
Я пишу в дневнике со слов танкистов, что к первому дню войны половина их танков была в ремонте.
Я не нашел в архивах цифр именно по этой танковой дивизии, но встретил данные о состоянии некоторых других механизированных соединений.
В докладе генерал–майора Мостовенко, командира 11–го механизированного корпуса, также воевавшего на Западном фронте, рассказывается, что к 22 нюня в корпусе было 3 КВ и 24 тридцатьчетверки, то есть 27 средних и тяжелых танков, и 300 легких танков Т–26 и БТ. Легкие танки для укомплектования корпуса были получены с уже сильно изношенными моторами и ходовой частью. Около пятнадцати процентов танков к первому дню войны было вообще неисправно. Когда корпусу на второй день войны была поставлена наступательная задача, то половина его личного состава не была взята в поход, так как не была обеспечена материальной частью и вооружением.
По плану корпус должна была прикрыть 11–я смешанная авиационная дивизия, но, когда в дивизию был послан делегат связи, оказалось, что все самолеты уничтожены противником на аэродромах.
Тем не менее, как свидетельствуют военные историки, 11–й мехкорпус, только наполовину укомплектованный и вооруженный почти исключительно легкими танками, принял участие в активных действиях наших войск в районе Гродно, где главный контрудар наносил вооруженный тридцатьчетверками 6–й мех–корпус генерала Хацкилевича. Действия этих корпусов и некоторых других наших частей в первые дни войны в районе Гродно приковали к этому району шесть немецких дивизий и крупные силы авиации и существенно нарушили планы немцев.
Я упоминаю в дневнике, что в танковой дивизии, где я был, не чувствовалось подавленного настроения, но были отчаянная злость и желание получить новую материальную часть и отомстить,