Уважение отразилось на лице Спайка. Грейс была не единственной, кто видел Алексиоса в бою. Она решила, что воин не хочет, чтобы она упоминала о тумане. Это было что-то новое. Может быть, это был секрет.
— Спасибо что переставишь машину. Мы будем… внутри, — она взглянула на Алексиоса, который уже протягивал руку, чтобы поддержать ее, но остановился, боясь получить отпор. Грейс привалилась к нему, слишком усталая и напуганная состоянием Мишель, чтобы еще раз заставить себя стоять одной.
Она позволит себе быть зависимой от кого-то только в этот раз. Только на этот раз.
Отделение скорой помощи, больница университета Сент-Луиса.
Алексиос оглядел переполненную комнату ожидания, вспоминая бесчисленные разы, когда он и знакомые ему воины нуждались в лечении. В отличие от целительных комнат Атлантиды, которые были полны свежего воздуха и солнечного света, шелковых подушек и цветов из дворцового сада, это помещение, полное потерявших надежду, травмированных людей в ожидании помощи, пахло потом, кровью, лекарствами и отчаянием.
Грейс съежилась на оранжевом пластиковом стуле, странно маленькая без своего вооружения. Он стоял напротив нее, прислонившись к торговому аппарату, и старался вспомнить, когда еще он видел ее без оружия, но так и не смог. Лук, ножи и ружья были частью нее, странно несовместимые с ее красотой и ее именем.
Грация [3]. Имя подходило ей. Она была грацией в движении, как в бою, так и в мирной жизни. Только не сейчас, когда она, в ожидании плохих новостей, съежилась на этом уродливом стуле, обхватив колени руками.
После того как они сняли все заметное для других оружие, он помог ей пройти в помещение скорой помощи, стараясь не обращать внимания, как что-то сжимается у него в груди, когда он держит ее в своих объятиях. Затем она отошла от него и рухнула на стул, где и сидела с тех пор без движения. Алексиос провел добрых десять минут, убеждая персонал больницы, заметивших кровь на его волосах и лице, в том, что ему не нужна помощь. В конце концов, он прорычал что-то типа «это не моя кровь», и врачи отстали от него с некоторым облегчением, к которому примешивалась толика страха. И с тех пор он ждал. И ждал.
Он ненавидел ждать.
Охрана больницы была наготове, и полиция уже ехала сюда. К счастью, у Грейс были великолепные контакты с местным отделом паранормальных оперативников, и Алексиос уже раньше встречал некоторых офицеров. Он не беспокоился о полиции. В отдел паранормальных оперативников в любом случае надо было сообщить о нападении.
Однако ему не хотелось анализировать причины того, почему он так сильно переживал о Грейс.
Она как бы привязала себя к нему. Выбрала его в наставники, не поинтересовавшись его мнением на этот счет, когда он впервые руководил совместным с повстанцами Сент-Луиса заданием.
Он огрызался на нее в попытках заставить оставить его в покое. Постоянно. И, когда она просто отошла в сторону и продолжила следовать за ним как тень, он попытался сменить тактику и начал попросту ее игнорировать.
Если уж быть честным, он только притворялся, что не замечает ее. Грейс было трудно не заметить. Она была чертовски независима, с горящими темными глазами, с острым, как бритва, умом. Стройная, с крепкой, хорошо развитой мускулатурой, она оставалась такой же спортивной, как и в то время, когда еще была ребенком. Квинн рассказывала ему, что уже в пятнадцать лет Грейс была претендентом на участие в Олимпийских играх по плаванию.
Но десять лет назад мир изменился. И Грейс изменилась вместе с ним. Группа женщин-вампиров, празднующих новообретенную свободу, когда вампиры и оборотни заявили о своем присутствии миру, натолкнулись на старшего брата Грейс в баре. Он не выжил в той вечеринке.
Грейс с трудом перенесла его смерть.
Они с братом были совсем одни в этом мире. Их отец умер, когда они были совсем детьми, а мать умерла от рака незадолго до гибели брата. Квинн сказала, что Грейс была раздавлена. Потеряна.
Но она нашла цель в жизни — сражаться. Провела последние десять лет, тренируясь с командой армии повстанцев. Алексиос видел ее в бою, она действительно была хороша. Чертовски хороша. Но последние десять лет она держалась только за счет гнева и адреналина, и если Мишель умрет, Мишель — единственная подруга из ее невинного детства, Грейс снова сломается.
Алексиос видел все признаки этого. Он знал, что это уже наступало. Единственное, чего он не мог понять, так это почему он хотел быть рядом с ней, когда это произойдет. Это было очень по-человечески — быть таким эмоционально зависимым.
Слишком лично для атлантийского воина, который поклялся служить своему принцу и морскому богу, который дал обет прожить свою жизнь свободной от большинства обычных эмоциональных привязанностей.
Доктор в окровавленном хирургическом костюме толкнул двери в помещение и внимательно огляделся вокруг:
— Николс? Мишель Николс?
Кровь отлила от лица Грейс, но она все же вскочила со стула:
— Да, это я. То есть я ее подруга. Что случилось? Как она?