Разоблачение суккуба

— Расскажи мне о Сюзетт, — попросил Хью.

— У нее светлые волосы и голубые глаза, — бесстрастно произнес Сет. — Она двигается подобно музыке, но никакая музыка, которую я исполняю, не может сравниться с нею. Она так прекрасна… но так жестока. Нет, я не думаю, что она нарочно. Я думаю, она уверена, что помогает.

— Углубляйся дальше в прошлое, — скомандовал Хью. — Двигайся к детству, Сет, то есть Люк. Ты там?

— Да, — ответил Сет.

— Что ты видишь?

— Похороны матери, хотя я этого не понимаю. Она болела.

— Ладно. Мне нужно, чтобы ты снова двигался в прошлое, дальше и дальше, пока снова не натолкнешься на темноту. Ты можешь сделать это? Можешь снова найти ее?

Мы все снова затаили дыхание в ожидании ответа.

— Да, — произнес Сет.

Хью выдохнул.

— Перебирайся на другую сторону темноты, переходи через жизнь Люка. Ты можешь это сделать. У тебя уже получалось.

— Да. Я там.

— Как тебя зовут теперь?

— Этьен. Я живу в Париже… но это другой Париж, более раннего времени. Тут нет немцев.

— Чем ты занимаешься?

— Я художник, пишу картины.

— В твоей жизни есть женщина? Подружка? Жена?

— Женщина есть, но она не жена и не подружка. Я плачу деньги, чтобы быть с ней. Она танцовщица по имени Жозефина.

Меня стало подташнивать. Мир закружился перед глазами, и я опустила голову в ожидании, пока все встанет на свои места. Мне не нужно было слышать, как Сет опишет Жозефину. Я сама могла бы сделать это до последнего завитка волос.

— Ты любишь ее? — спросил Сета Хью.

— Да. Но она не любит меня.

— Что с ней случилось?

— Не знаю. Я предлагал ей выйти за меня замуж, но она отказалась. Сказала, что не может, и посоветовала найти кого-нибудь другого, но никого другого не было. Как такое возможно?

Хью не знал ответа, но он поймал ритм и продолжал задавать вопросы в прежнем порядке, толкая Сета все дальше в глубь невозможных воспоминаний; заставлял протискиваться сквозь тёмную стену, спрашивал об имени и местонахождении, есть ли женщина, которая разбила его сердце.

— Мое имя Роберт. Я живу в Филадельфии, первый член семьи, родившийся в Новом Свете. Мы владеем газетой, и я люблю женщину, которая с нами работает. Ее зовут Абигейл, и я думаю, она меня тоже любит… но однажды ночью она исчезла, не сказав ни слова.

— Меня зовут Никколо. Я флорентийский художник. 1497 год… и есть женщина… удивительная женщина. Ее зовут Бьянка, но… она предала меня.

— Мое имя Эндрю. Я священник на юге Англии. У меня есть женщина по имени Сесилия, но я не могу позволить себе любить ее, даже когда меня забирает чума…

Это повторялось снова и снова, с каждым шагом, который делал в прошлое Сет под руководством Хью, мое сердце давало новую трещину. Все это было совершенно невозможно. Сет не мог прожить все эти жизни во все те времена, о которых рассказывал. Причем не только из-за очевидной проблемы жизни и смерти, как мы ее знаем. Сет не просто описывал свои жизни.

Он описывал мои.

Я прожила все описанные Сетом жизни. Я была Сюзетт, Жозефиной, Абигейл, Бьянкой, Сесилией… Я вобрала в себя их всех, я становилась ими, когда Ад перебрасывал меня в новое место и в другое время в течение столетий. Я могла сотворить себя заново, принять новое имя, изменить внешность и профессию. Кроме тех женщин, которых упомянул Сет, я прожила еще дюжину жизней. Но те, о которых он говорил, были для меня особенными. Потому что, хотя у меня было бессчетное количество любовников в неисчислимом количестве мест, среди них имелись такие, которые забирали часть моей души, которых я действительно любила, несмотря на невозможность наших историй.

И Сет коснулся каждого из них, будто повертел в руках овощи в зеленной лавке. Только он говорил не просто о мужчинах, которых я любила. Он говорил, что был ими. Я сама создала себе эти жизни, он же был рожден в них, так же как все мои любовники, рожден, чтобы умереть и возродиться снова в другом месте, там, где была и я…

Это было невероятно.

Это было ужасно.

И вот наконец это закончилось.

— Все, — произнес Сет. — Я не могу двигаться дальше.

— Ты знаешь, что можешь, — сказал Хью. — Ты уже делал это раньше. Ты снова перед стеной темноты?

— Да… но теперь это другая темнота, не такая, как прежде. Она более плотная. Сквозь нее труднее пройти, невозможно пройти.

— Не невозможно, — сказал Хью. — Ты уже доказал это. Переходи в следующую жизнь.

— Я не могу.

Так и было, я начала соглашаться с Сетом. Не думаю, что осталась еще какая-то жизнь, к которой он мог бы перейти, если его жизни проходили параллельно с моими. Я перескакивала вперед, не дожидаясь продолжения истории, делала предположение относительно того, что он скажет, и всякий раз оказывалась права. Я помнила, сколько раз за то время, что была суккубом, меня посещала великая любовь, и ни один их них не был упущен. Таких историй до Сета было восемь.

— Пробейся сквозь нее, — настаивал Хью.

— Не могу, — повторил Сет. — Они меня не пускают. Я не должен вспомнить.

— Вспомнить что?

— Ту жизнь. Первую жизнь.

— Почему нет?

— Это часть сделки. Моей сделки. Нет, погоди. Не моей. Думаю, ее. Я не должен вспомнить ее. Но как я могу не вспомнить?