– Миа! – Я резким движением открываю дверь и высовываю голову в коридор. – Миа! – Кричать так громко не обязательно, потому что сиделка стоит в кухне всего в паре метров от меня.
– Да? – По тону невозможно понять, впала ли она в панику, испытывает любопытство или просто растеряна.
– Вы это сделали? – Я выхожу в коридор и встаю прямо перед ней. – Это вы доносчица? Вы рассказали всему белому свету, что не я автор книг?
– Извините? – На лбу Мии появляются морщины, и ее обычно такое дружелюбное лицо теперь явно лишено дружелюбия. – Доносчица? О чем вы вообще?
– Не лгите мне.
– Я и не лгу. Вы, наверное, о книжках, которые раскиданы по всей комнате вашего отца? Про романы, что он пытался написать? Мне, конечно, было любопытно, что у вас происходит. Вы заходили к нему, потом с шумом выходили, а он постоянно говорит о том, что разочаровал вас, но, милая, это все не мое дело. И, честно говоря, мне совершенно не интересно, кто написал эти книги.
Я не хочу ей верить и не верю, но на ее лице нет ни намека на чувство вины.
– Ой, – говорю я, теперь я хочу немедленно провалиться сквозь землю, – простите. – Я снова ретируюсь к папе в комнату. – Мне правда очень стыдно.
Миа кивает, уже отвернувшись от меня. Она занята или по крайней мере притворяется, что занята какими-то бумагами, накопившимися на кухонном столе. Папа внимательно смотрит на меня, когда я падаю на краешек его кровати, и в глазах моих стоят слезы. Подозреваю, что слезы жалости. Я не могу на него смотреть.
– Тисл… – Он замолкает, но потом продолжает: – Тисл, ты рассказывала Лиаму?
Я напрягаюсь всем телом, и меня тут же сдувает с кровати.
– Да.
– Я думал, это останется нашим секретом, как мы и договаривались. Но в глубине души я все же понимал, что ты ему все рассказала. Нельзя сказать, что Лиам особенно рад меня видеть, когда мы встречаемся, а иногда так и просто посматривает презрительно.
– Я ему все рассказываю.
Я правда все ему рассказывала.
– Знаю. Я принимал желаемое за действительное. Я так понимаю, тебе нужно было как-то спускать пар, правильно? Слишком тяжелая была ноша.
На это я даже не удосуживаюсь отвечать.
– Ну, что сделано, то сделано. Я спрашиваю, потому что… не знаю… тебе не кажется, что существует вероятность, что это сделал Лиам? Ты его ничем на днях не расстраивала?
У меня сжимается горло. Лиам. Он бы не стал. Ни за что. Лиам.
– Это единственное объяснение, – спокойно говорит папа, спокойно и осторожно. – Или ты еще кому-нибудь рассказала?
– Лиам – мой лучший друг.
Папа вздыхает и закрывает глаза, а между его бровями пролегают глубокие морщины.
– Я знаю, ты ему небезразлична, – говорит он, все еще не открывая глаз. Он выговаривает все очень медленно, как будто его язык стал тяжелым. – Он беспокоится о тебе, я это вижу. Может быть, ему показалось, что в каком-то извращенном виде открывшаяся правда тебе поможет?..
– Это полный бред. Он не стал бы. Ни за что.
Мне необходимо задать Лиаму этот вопрос. Прямо сейчас. Прежде чем я что-то еще предприму, прежде чем смогу сделать еще один вдох.
Я вылетаю из комнаты отца, бегу по коридору и выскакиваю на улицу через парадный вход. Снаружи холодно, дождливо и серо (от такого дня я другой погоды ожидать и не могла). Перепрыгивая через ступеньку, я вбегаю на крыльцо дома Карузо и несколько раз нажимаю на звонок.
Дверь открывается, и на пороге появляется Лиам. Его глаза широко раскрыты.
– Тисл, – произносит он с таким видом, будто бы только что вскочил с кровати в мятой пижаме и с растрепанными волосами.
Обычно так он и выглядит субботним утром. Но сейчас не обычное субботнее утро.
– С тобой все в порядке?
– А почему я должна быть не в порядке?
Я проскальзываю мимо него в дом.
– Просто ты… выглядишь расстроенной.
По его голосу слышно, что его разрывают противоречия, будто он не уверен, о чем уже можно говорить. Вдруг я еще не в курсе новостей.
– Ты это сделал?
Эти слова я практически выдыхаю. Я чувствую, что теряю контроль над собой, глаза наполняются слезами, но я сдерживаю их усилием воли. Я глубоко вдыхаю и выпрямляюсь, насколько могу.
Он чешет босую ногу о толстый персидский ковер, глядя в потолок.
– Ты?
На этот раз мой голос звучит громче. Такую громкость проигнорировать уже нельзя.
– Да.
– Как?
– Я познакомился с Элизабет на твоем первом творческом вечере в Филадельфии, помнишь? Хотя она так негодовала и бесилась по поводу книги, что я едва перекинулся с ней парой слов. Но она меня тогда запомнила и поверила мне, особенно когда…
Я прерываю его:
– Спрашивая как, я не имею в виду весь процесс от начала до конца, Лиам. Я не идиотка. Ты с ней познакомился, запомнил, что она не самая большая моя поклонница, поэтому ее можно без особого труда убедить в своей версии событий. Отлично придумано.
Мой голос холоден и настолько жесток, что Лиам физически сжимается, делает несколько шагов назад, стараясь держаться от меня подальше. Я вижу, как он собирается с силами. Наконец он поднимает на меня взгляд.
– Я вас видел, – говорит он.
– Видел что?
– Я видел, как ты его целуешь. Видел, как вчера вы целовались с Оливером.
– А.