Разоблаченная Изида. Том I

Соображения Волни, Дюпуи и Годфри Хиггинса о сокровенном значении циклов или кальпы и юг брахманистов и буддистов свелись к весьма немногому, так как у них не было ключа к эзотерической, духовной доктрине, там заключающейся. Никакая философия никогда не мыслила о Боге как об абстракции, но рассматривала его в различных Его проявлениях. «Первопричина» еврейской Библии, пифагорейская «монада», «единая жизнь» индийской философии и каббалистический «Эн-Соф» – беспредельность – одно и то же. Индусский Бхагават не творит, он входит в мировое яйцо и эманирует из него в качестве Брахмы, на подобие того, как пифагорейская Дуада происходит из самого высшего и единого Монас.[272] Монас самианского философа есть Монас (ум) индусов, у которого нет первопричины (апурва или материальной причины), и который не подлежит разрушению [19]. Брахма в качестве Праджапати проявляется, прежде всего, в виде «двенадцати тел» или атрибутов, которые представлены двенадцатью богами, символизирующими: 1. Огонь; 2. Солнце; 3. Сома, который дает всезнание; 4. все живые существа; 5. Ваю или материальный эфир; 6. Смерть или дыхание разрушения – Шива; 7. Земля; 8. Небеса; 9. Агни, нематериальный огонь; 10. Адити, нематериальное и женское невидимое Солнце; 11. Ум; 12. великий Бесконечный Цикл, «который никогда не прекращается» [19]. После этого Брахма растворяется, превращаясь в видимую вселенную, каждый атом которой есть он сам. Когда это завершено, непроявленный, неделимый и неподдающийся определению Монас возвращается в свое нерушимое, величественное одиночество своего единства. Это проявленное божество, сперва дуада, теперь становится триадой; его триединое свойство непрерывно эманирует духовные силы, которые становятся бессмертными богами (душами). Каждая из этих душ должна соединиться, в свою очередь, с человеческим существом, и с момента его сознательности начинает серию рождений и смертей. Некий восточный художник-живописец предпринял попытку выразить на картине каббалистическую доктрину о циклах. Картина занимает всю внутреннюю стену подземного храма вблизи большой буддийской пагоды и очень внушительна. Попытаемся передать вам некоторое представление об ее содержании, насколько мы ее помним.

Вообразите в пространстве как бы изначальную точку; затем представьте себе окружности, нарисованные вокруг этой точки, и там, где начало и конец их сходятся, там эманирование и обратное поглощение встречаются. Сама окружность составлена из бесчисленных меньших окружностей наподобие колец браслета, и каждое из этих меньших колец образует пояс богини, представляющий эту сферу. По мере того, как кривая дуги приближается к конечному пункту полукружия – надиру великого цикла – где таинственный художник поместил нашу планету, лицо каждой последующей богини становится более темным и безобразным, чем это может себе представить европейское воображение. Каждый пояс покрыт изображениями растений, животных и человеческих существ, принадлежащих к фауне, флоре и антропологии этой отдельной сферы. Указаны и отмечены определенные расстояния, отделяющие одну сферу от другой, ибо после завершения кругов через различные трансмиграции душе предоставляется отдых в виде временной нирваны, в течение которого атма теряет всякую память о прошедших горестях. Промежуточное эфирное пространство наполнено странными существами. Те из них, которые находятся между высшим эфиром и землею внизу, являются тварями «средней природы», духами природы, как иногда называют каббалисты, элементалами.

Эта картина является или копией картины, описанной Беросом, священнослужителем храма Бэла в Вавилоне, или же самим оригиналом. Мы предоставляем эту картину проницательности современных археологов. Но стена покрыта в точности такими тварями, какие описаны: полудемоном-полубогом Оаннесом, халдейским человеком-рыбой,[273] «…безобразными существами, созданными на двупринципной основе» – астрального света и более грубой материи.

Даже остатки архитектурных реликвий ранних человеческих рас до последнего времени остаются в грустном пренебрежении. Пещеры Аджанты, которые находятся только в 200 милях от Бомбея на Чандорском хребте, и развалины древнего города Аурангабада, разрушающиеся дворцы которого и любопытные гробницы лежат в пустынной заброшенности уже многие сотни лет, только совсем недавно стали привлекать внимание. Напоминания о давно исчезнувшей цивилизации – они уже сотни лет служат убежищами для диких зверей, прежде чем их найдут достойными научного исследования, и только недавно «Обозреватель» дал восхищенное описание этих архаических предков Геркуланума и Помпеи. После справедливого упрека в адрес местных властей, которые занимают бунгало, где «путник мог бы найти приют и безопасность, ну то есть – все», он продолжает повествовать о чудесах, свидетелем которых он бы в укромных уголках, в следующих выражениях: