Разоблаченная Изида. Том I

Мох Сидониец, физиолог и учитель анатомии, жил задолго до Самосского мудреца; и последний получал священные наставления от его учеников и потомков. Пифагор, чистый философ, глубоко проникший в тайны Природы, благородный наследователь древнего учения, чья великая цель заключалась в том, чтобы освободить душу от пут, налагаемых чувствами, и заставить ее осознать собственные силы, – должен вечно жить в памяти человечества.

Непроницаемый покров тайны был наброшен на науки, преподаваемые в святилищах. Вот это и есть причина, почему наши современники осуждают древние философии. Даже Платон и Филон Иудей были обвинены многими комментаторами в абсурдных несообразностях, тогда как в самом деле схема, скрывающаяся под путаницей метафизических противоречий, так сбивающая с толку читателя «Тимея» – весьма очевидна. Но разве когда-нибудь толкователи классиков читали Платона с пониманием? Задавать такой вопрос нам дает право резкая критика, которой подвергают Платона такие писатели, как Стелбаум, Шлейермахер, Фициний (перевод с латыни), Хейндорф, Сайденхэм, Бутман, Тэйлор и Бургес, не говоря уже о меньших авторитетах. Завуалированные намеки греческих философов на эзотерические истины явно сбили с толку этих комментаторов до последней степени. С бесстыдным хладнокровием они не только высказываются по поводу некоторых труднопонимаемых мест, что тут, очевидно, имелась в виду другая фразеология, но и отважно сами вносят изменения! Орфическая строка:

«Из песни о начале завершения шестой расы», –

которую можно истолковать только как имеющую отношение к шестой расе, развивающейся в последовательной эволюции сфер.[34] Бургес говорит: «… очевидно эта строка взята из космогонии, где человек сотворен последним» [50, с. 207, прим.]. Не должен ли тот, кто собирается издавать сочинение другого человека, по меньшей мере, понимать, что его автор хотел сказать? Кажется, в самом деле, что даже наименее беспредрассудочные из наших современных критиков, считают, что у древних философов не хватало той глубины и досконального знания, которыми нынешний век так хвастается. Даже сомневаются, знали ли они основной принцип науки, что ex nihilo nihil fit.[35] Если они, вообще, и подозревали о неуничтожимости материи – говорят эти комментаторы – то вовсе не вследствие твердо установленной ими истины, а только путем интуитивного размышления и по аналогии.

Мы придерживаемся противоположного мнения. Рассуждения этих философов о материи были общедоступны и подвергались критике; но их учение о духовном было глубоко эзотерично. Давши клятву держать в тайне глубокое и труднопонимаемое учение, касающееся взаимоотношений духа и материи, они один перед другим состязались в умении скрывать свои истинные взгляды.

Учение о перевоплощении (метемпсихозе) было широко осмеяно людьми науки и богословия, но если бы оно было как следует понято в его применении к неуничтожаемости материи и к бессмертию духа, – оно было бы принято, как возвышенная концепция. Не следует ли нам рассматривать этот предмет с точки зрения древних, прежде чем отважиться пренебрежительно третировать его провозглашателей? Разрешение великой проблемы вечности относится ни к религиозным суевериям, ни к грубому материализму. Гармония и математическая уравновешенность двойной эволюции – духовной и физической – могут быть объяснены только универсальными числами Пифагора, который построил свою систему целиком по так называемой «метрической речи» индийских Вед. Только совсем недавно один из наиболее рьяных исследователей санскрита Мартин Хауг взялся за перевод «Айтарейя-брахмана» из «Ригведы». До этого времени она была совершенно неизвестна; и полученная отсюда информация бесспорно указывает на идентичность пифагорейской и брахманической систем. В обеих эзотерическое значение получается из чисел: в первой системе (пифагорейской) – из мистической связи каждого числа со всем, что может постичь человеческий ум; во второй системе (брахманической) – из числа слогов, из которых состоит каждая мантра. Платон, пламенный последователь Пифагора, понял это настолько полно, что утверждает, что додекаэдрон является геометрическим числом, по которому Демиург строит вселенную. Некоторые из этих чисел имели особое возвышенное значение. Например, четыре, которое три раза повторяется в додекаэдроне, оно было священным для пифагорейцев. Оно представляет совершенный квадрат, и ни одна из ее сторон, ни на йоту не превышает другой. Это эмблема нравственной справедливости и божественного равновесия, выраженного геометрически. Все силы и великие симфонии физической и духовной природы вписаны в совершенный квадрат. И несказуемое имя Того, имя которого иначе осталось бы непроизносимым, – было заменено этим священным числом 4, наиболее связывающим в клятве у древних мистиков – Тетрактисом.