Разоблаченная Изида. Том I

«Герметическое золото», – он прочтет, – «есть изливание солнечного луча или света, введенного незримо и магически в тело мира. Свет есть сублимированное золото, высвобожденное магически невидимым звездным притяжением из материальных глубин. Таким образом, золото есть отложение света, самозарождающееся. Свет в небесном мире представляет собою тонкое, парообразное, магически облагороженное золото или «дух огня». Золото притягивает низшую природу из металлов и, усиливаясь и умножаясь, превращается в самого себя».[350]

Тем не менее, факты остаются фактами; и как Бюллот сказал о спиритуализме, мы хотим высказаться об оккультизме вообще и об алхимии в частности, что это не есть дело мнений, а дело фактов; люди науки называют неугасимые лампы явлением невозможным, но, тем не менее, люди нашего нынешнего века так же, как в дни невежества и суеверия, обнаруживали их светло горящими в старинных склепах, где они веками пребывали взаперти; и еще существуют люди, владеющие секретом поддерживать такие огни в течение нескольких веков. Люди науки говорят, что древний и современный спиритуализм, магия и месмеризм ничто иное, как шарлатанство и обман; но по лицу земли ходят 800 миллионов мужчин и женщин в полном здравом рассудке, которые во все их верят. Кому мы должны доверять?

«Демокрит», – по словам Лукиана [194], – «не верил ни в какие (чудеса)… он посвятил себя открытию метода, посредством которого теурги были в состоянии их производить, одним словом, его философия привела его к заключению, что магия целиком заключалась в применении и в имитации законов и процессов природы».

Мнение этого «смеющегося философа» приобретает для нас величайшую важность, так как маги, оставленные Ксерксом в Абдере, были его наставниками и, кроме того, он еще в течение долгого времени изучал магию у египетских священнослужителей [239ix, 34]. Почти девяносто лет из своей стодевятилетней жизни этот великий философ производил опыты и записывал их в книгу, которая, согласно Петронию [342, lib. ix, cap. iii], трактовала о природе – факт, который проверил он сам. И мы находим, что он не только верил и совершенно не отрицал чудеса, но, наоборот, утверждал, что те чудеса, которые удостоверены показаниями очевидцев, происходили и могли происходить; даже наиболее невероятные, последние были произведены с помощью «сокровенных законов природы» [56].

«Тот день, когда будет отвергнута какая-либо из теорем Евклида, никогда не настанет» [48], – говорит профессор Дрейпер, прославляя последователей Аристотеля за счет последователей Пифагора и Платона. Должны ли мы в таком случае не доверять ряду хорошо осведомленных авторитетов (между прочими и Лемприер), которые утверждают, что пятнадцать книг «Элементов» не следует целиком приписывать Евклиду, и что многие из наиболее ценных истин и доказательств, содержащихся в них, обязаны своим происхождением Пифагору, Фалесу, Евдоксу? Что Евклид, несмотря на свою гениальность, был первым, кто привел их в порядок и только вплетал собственные теории постольку, поскольку они были нужны для создания цельной, завершенной и взаимосвязанной системы геометрии? И если эти авторитеты правы, тогда опять-таки современники в долгу непосредственно перед центральным солнцем метафизической науки – Пифагором и его школой – за появление таких людей как Эратосфен, известный по всему миру геометр и космограф, Архимед, и даже Птоломей, несмотря на его упорствование в своих ошибках. Если бы не точная наука этих людей и не фрагменты их трудов, оставшиеся после них, на которых Галилей мог обосновать свои суждения, верховные жрецы науки девятнадцатого века, возможно, все еще находились бы в оковах церкви и в 1876 г. продолжали бы философствовать по космогонии Августина и Вед о вращающемся вокруг земли небесном куполе и величественной плоскости земли.