— Что ты хотел сказать? — простонала она.
— Детка… — Его дыхание обжигало ей шею, голос звучал темным, неистовым требованием. — О, черт, я не могу спросить об этом сейчас.
Его губы впечатались в ее плечо, зубы впились в кожу. Застонав, он почувствовала, как согнулись ее локти, но он поймал ее до того, как она упала на матрас, поднимая ее обратно рукой, прижавшейся к груди.
— Спроси меня, — задыхаясь, проговорила она.
— Так бы и сделал… если бы мог остановиться… но, о, Боже…
Он немного отступил назад, а потом вошел в нее, заходя так глубоко, как и обещал — мощный бросок заставил ее выгнуть спину, выкрикивая его имя. Он начал движение в том ритме, что сводил ее с ума, но все равно оставался осторожным, сдерживая силу, которую она чувствовала в нем.
Ей нравилось ощущать его, нравилось чувство наполненности, нравилось скольжение и растяжение, которое, как она вдруг осознала, может продлиться еще час.
А что если это был их последний раз?
Выступили слезы. Запутались в ресницах. Ослепили ее. А он, повернув ее подбородок, чтобы поцеловать в губы, заметил их.
— Не думай об этом, — прошептал он, касаясь дыханием ее рта. — Останься со мной на эту секунду. Останься сейчас со мной.
Помнить этот момент. Помнить его здесь…
Он вышел, развернул ее, соединив их снова лицом к лицу, и стал ласкать ее щеки и целовать ее, не прекращая движений. Они достигли вершины одновременно, наслаждение было так велико, что его голова бессильно опустилась, словно он уже не мог удержать ее на шее.
После он перекатился на бок и прижал ее к груди. Слушая грохотание его сердца, она взмолилась о том, чтобы оно было настолько же сильным, насколько громко звучало.
— Что ты хотел сказать? — слабо прошептала она.
— Ты будешь моей женой?
Она подняла голову. Его глаза цвета лесного ореха были совершенно серьезными, и у нее появилось такое ощущение, что они думают об одном и том же: почему они не поженились раньше?
Так что с ее губ сорвалось, со вздохом, только одно слово:
— Да…
Он нежно поцеловал ее.
— Я хочу сделать это и так, и так. Как принято у вас и в католической церкви. Ты не против?
Она дотронулась до креста, который он носил.
— Конечно, нет.
— Как бы я хотел, чтобы было время на…
Зазвонил будильник. Резким движением руки он заставил его замолчать.
— Думаю, нам пора подниматься, — сказала она, слегка отодвигаясь.
Но далеко она не ушла. Он снова притянул ее вниз, на кровать, и скользнул руками между ее ног.
— Бутч…
Он поцеловал ее, глубоко и сильно, а потом произнес:
— Еще раз для тебя. Еще один раз, Марисса.
Его талантливые скользящие пальцы превратили ее в жидкость, кожа и кости расплавились, когда его рот спустился к ее груди, а губы захватили сосок. Он мгновенно свел ее с ума: полностью порабощенная, она горела, задыхалась, извивалась.
Яростное электрическое давление нарастало, пока не вырвалось на свободу пламенным потоком. С нежной внимательностью он помог ей продлить оргазм, когда она прыгала по воде, словно плоский камушек, ударяясь о поверхность наслаждения, снова взмывая вверх, чтобы опять приземлиться и отскочить.
Все это время он старался ради нее, не сводя с нее глаз цвета лесного ореха; она поняла — этот взгляд будет преследовать ее до конца жизни.
Он умрет сегодня ночью. Она осознала это с абсолютной ясностью.
Джон сидел в самом конце классной комнаты, занимая место в дальнем углу, за своей ежедневной уныло-одинокой партой. Обычно тренировки начинались в четыре часа, но Зейдист прислал e-mail, оповестивший о том, что на этот раз занятия состоятся на три часа позже. Что было хорошо. Джон получил шанс подольше понаблюдать за Рофом в действии.
Когда стрелки часов приблизились к семи, класс стал наполняться учениками. Блэйлок пришел последним. Он все еще двигался медленно, но разговор с приятелями стал идти легче, словно он немного попривык к самому себе. Он занял место в переднем ряду, широко раздвинув ноги, чтобы устроиться удобнее.
Внезапно Джон понял, что кое-кого не хватает. Где Лэш? Боже правый… а что если он умер? Но такое событие не могло бы пройти незамеченным.
Впереди Блэйлок рассмеялся над одним из учеников, потом наклонился, чтобы поставить рюкзак на пол. Выпрямившись, он посмотрел на Джона.
Джон покраснел и отвел взгляд.
— Эй, Джон, — сказал Блэйлок. — ты не хочешь сесть со мной?
В классе все стихло. Джон поднял глаза.
— Отсюда лучше видно. — Блэйлок кивком указал на доску.
Последовало молчание. В такие минуты у всех в голове обычно звучит музыкальная тема из «Jeopardy!».
Не зная, что еще ему делать, Джон сгреб свои книги, прошел между партами и скользнул на пустое место. Когда стул был задвинут за парту, разговоры возродились, книги снова полетели на столы, зашуршали бумаги.
Часы, висевшие над их головами, щелкнули — большая стрелка показала ровно семь. Зейдист так и не появился, и разговоры в комнате стали еще громче, теперь ребята серьезно разошлись.