Гермиона чувствовала, как напрягаются бугорки мышц под ее юркими пальцами. Ей нравилось сжимать его плечи, рисовать ноготками узоры на его лопатках, но еще больше ей нравилась его реакция на ее прикосновения.
Гермиона ловила себя на мысли, что его касания должны быть мерзкими, как и весь змеиный факультет, пальцы – скрюченными, а дыхание – гнилым. Но вместо этого она находила их до боли знакомыми. Когда он положил руку на ее бедро и сжал его, она накрыла его руку своей, прижимая к своему телу ближе.
Вот так было правильно… Его касания были желанными, пальцы – до безумия нежными, а запах был таким родным, что сводило дыхание.
– Что мы делаем? – прошептала Гермиона в потолок, когда Драко стал медленно сползать ниже.
– Получаем удовольствие от жизни? – предполагает он, целуя ее живот.
– Но так ведь нельзя, – всхлипывает девушка, когда Драко начинает кружить кончиками пальцев по внутренней стороне бедра.
– Грейнджер, на носу ведь война, – он обводит языком ее пупок, заставляя девушку судорожно вдохнуть воздух.
– Ты тоже об этом думаешь? – его правая рука скользнула под резинку ее хлопковых трусиков, несильно оттягивая их край и поглаживая кожу под ним.
– По секрету, Грейнджер, – он грустно улыбается, хоть она и не видит это в полумраке комнаты, – я в ней буду участвовать. Как и ты, – добавляет он.
– Как и я, – эхом вторит девушка.
Драко встал на ноги, но только лишь затем, чтобы избавиться от ее бежевых трусиков, он поднял ее ноги вверх, стягивая их, но при этом внимательно глядя ей в глаза и замечая, как страх сменяется интересом. Этим она ему всегда нравилась – главное, подергать за нужные ниточки, и Гермиона ринется первой. Слизеринец замер, когда дошел до ее лодыжек. Гермиона всего лишь выжидающе приподняла брови, и, хмыкнув, Драко окончательно лишил девушку столь личного предмета одежды.
Под ее взглядом блондин медленно, как в кино, опускается на колени. Гермионе неловко, что он видит ее такой беззащитной, и она снова хочет свести ноги вместе, но замирает под его осуждающим взглядом.
– Малфой, – немного осипшим голосом зовет она. – Мы не… Я не… Ну ты не должен… Понимаешь? – она приподнимается на локтях, чтобы видеть его лицо.
– Так понятно, Грейнджер, – не может он сдержать улыбки. Она хочет ему возразить, но он перебивает ее, – Мерлина ради, ты хоть иногда можешь помолчать несколько минут? – он метнул в нее осуждающий взгляд.
Немного обидевшись, Гермиона полностью опустилась на кровать и впилась взглядом в потолок, скептически скрестив руки на груди. Она поняла и осознала сейчас две вещи.
Первая – Драко Малфой мог быть чертовски милым и сексуальным, заставляя забыть, кто она.
И вторая – первое суждение ошибочное, он редкостный козел, всегда получающий то, чего хочет.
И еще было кое-что, что не укладывалось у нее в голове. Если он всеми правдами и неправдами берет то, что хочет, то неужели… неужели он хочет ее?
Ее руки судорожно вцепились в красное покрывало, когда он пальцем провел по ее промежности, раскрывая ее. Когда он снова легонько коснулся ее, она судорожно вдохнула воздух. Когда он коснулся ее уже двумя пальцами, она что-то промычала. Когда он стал совершать круговые движения вокруг клитора, девушка издала громкий стон. Когда он целенаправленно задел его, она пропищала его фамилию.
Драко не торопился, наблюдая, как гриффиндорка начинает метаться по кровати, а ведь он еще не перешел к самой интересной части сценария.
Как только Гермиона поняла, что эти звуки, что так приятно режут слух, принадлежат ей, она ахнула и прикусилу губу, твердо намереваясь не издать ни звука. Но она плохо знала Малфоя, поскольку уже через три минуты сдержать стон было невозможно. Она мельком глянула на него. Он так и стоял – на коленях, немного отрешенно,но крайне выразительно, глядя на нее.
«Что ты творишь, Малфой? – взывает Драко сам к себе, глядя на трепещущее тело перед собой. – Это уже тянет даже не на Круциатус от отца, если тот когда-либо прознает об этой унизительной связи с маглорожденной ведьмой».
Драко шумно выпустил воздух из груди, осознав, что она уже не «мерзкая грязнокровка», а маглорожденная.
Маглорожденная, твою мать.
Гермиона что-то у него спросила, но он не слышал. Он и не хотел ее слушать. Максимум на что он готов согласиться, то это на такие сладкие стоны, которые должны срываться с ее губ. Решив, что пусть оно все ебется конем, Драко полностью сосредоточился на ощущениях, что доставлял Гермионе, стараясь подметить все точки, что были наиболее чувствительны для нее, чтобы потом обязательно к ним вернуться.
Грейнджер продолжала говорить что-то глупое, спрашивала парня о чем-то и даже пыталась включить заднюю.
– Грейнджер, – прорычал слизеринец. – Ты или заткнешься сама, или мы поменяемся ролями, – шипит Драко, и Гермиона обиженно замолкает, буравя взглядом потолок.