Можно было несколькими взмахами палочки уложить его вещи в чемоданы. Но Гермионе было важно сделать это вручную. А Нарцисса и не торопила. Гриффиндорка с нежностью перебирала его рубашки, аккуратно складывая на дно бездонного чемодана. Когда его одежда была уложена, Гермиона стала собирать его канцелярию. Каждое перо, каждая папка с чистым пергаментом была тоже не обделена нежностью. Девушка сходила в ванную комнату, чтобы принести последнее, что осталось.
Против воли, но глаза застилались слезами. Только из уважения к горю этой женщины, Гермиона сдерживалась.
– Ну, вот и все, – подытожила Гермиона. Ее фигура смотрелась одиноко в центре спальни.
– Спасибо, Мисс Грейнджер.
Пару слезинок предательски медленно бежали по щеке гриффиндорки, и Нарцисса протянула платок. Платок с инициалами “Д.Л.М”. И Грейнджер с благодарностью его приняла.
Гермиона слукавила. Она отдала не все вещи Драко. Под кроватью осталась бутылка огневиски. Ему она была не к чему, а сами Малфои точно не обеднеют, если ее не досчитаются.
Гриффиндорка никогда не понимала пристрастие слизеринцев именно к этому напитку, но сейчас она жадно хлебала прямо из горла. Янтарная жидкость не просто обжигала горло – она выжигала боль. А боли было так много внутри. И Гермиона поняла, что теперь тоже любит огневиски.
Именно такой ее и нашел Блейз, когда вернулся в Башню старост. У него была для нее новость – Нарцисса приехала забрать и Блейза, решив, что друг поможет сыну прийти в себя. Но Блейз попросил разрешения попрощаться с друзьями, и Нарцисса не возражала. Макгонагалл согласилась открыть для него камин в любое время. И это была та новость, которую он должен был сообщить гриффиндорке. Забини чувствовал себя предателем – обещал быть рядом, а в итоге покинул ее при первой же возможности.
– Черт, Гермиона, ты пьяна? – первый вопрос, который он задал. Она что-то бессвязно ему прошептала. – Гермиона, – он кинулся к ней, чтобы отобрать бутылку, – в твоем положении нельзя.
– В моем положении можно все, – промямлила гриффиндорка. Она не горела желанием просвещать друга в кое-каких нюансах. Она сама еще с этим не смирилась.
– Не стоит, – Забини тянет руку, чтобы забрать бутылку, но девушка лишь сильнее прижимает ее к себе. – Не стоит, – чуть громче повторяет он.
– А чуть-чуть?
– Тебе хватит.
– А если очень хочется? – она смотрит в его темные глаза, в которых теряется. Алкоголь давал о себе знать.
И Блейз сдается:
– Очень плохо? – она лишь качнула головой в ответ. – Прости, тупой вопрос, – извинился он.
Слизеринец порылся в карманах и достал оттуда пузырек.
– Опять?
– Это лучше, чем вот это, – указал он на бутыль с огневиски.
– Дурман и белладонна, – задумчиво протянула девушка. – Знаешь, это что-то вроде…
– Наркотиков, – закончил за нее Блейз.
– Именно, – кивает девушка.
– А ты отнесись к этому проще, – улыбнулся Забини. – Это используется в медицине, так что считай, что это лекарство.
– От чего?
– От душевной боли, Гермиона.
Она скептически изогнула бровь – совсем не верила ему. А может и не хотела вспоминать, что тогда было и какую глупость она хотела сделать.
Блейз наколдовал пару бокалов и аккуратно извлек огневиски из пальцев Грейнджер. Улыбнулся, когда пытался рассчитать нужную дозу – помимо веса и роста, он пытался сделать скидку на то, что она беременна. Он чувствовал себя последней мразью, когда насыпал порошок в ее бокал. Они с Ноттом никогда не позволяли себе такого по отношению к ней, но… Времена меняются.
– Бутылку то верни, – тянется Гермиона, когда видит, что слизеринец ее убирает подальше от нее.
– Тебе хватит. Поверь, достаточно одного бокала, а ты уже была нетрезвой.
Вместо ответа Гермиона сделала большой глоток. По ее скромному мнению, ничего не поменялось. Как и после второго глотка, и третьего.
– А почему ты себе не намешал? – додумалась она спросить.
– Хоть кто-то из нас должен все контролировать.
– Почему?
– Узнаешь, – пообещал он.
Гермиона решила, что он прав с медицинской точки зрения. Кто-то же должен следить за ней. Она читала много маггловской литературы, где писалось, что люди под кайфом много чего могли учудить. К примеру, выйти в окно. Или же ходить голым. Такие себе перспективы, грубо говоря.
А потом она поняла.
Боль не исчезла, но притупилась. Как будто прошло много-много времени, и Гермиона научилась жить с ней. Как будто мир стал теплее к ней относиться. Будто ее все любили. Очень странное чувство.
А потом приятная волна окутала тело. Сначала жар прошелся по шее и спустился вниз. А потом еще ниже, заставив девушку сжать ноги. Даже кончики пальцев удосужились этой приятной истомы.
– Блейз…
– Тебе хорошо, Гермиона? – заботливо спросил мулат.
– Да…
– Тогда ложись спать, – советует он.
Набравшись смелости, он рассказал ей, что уедет на неопределенный срок. Она сразу поняла, что к чему.
– Как… как он?
– Я не знаю… Никто не знает. Он до сих пор не пришел в себя.
– Но ведь прошло столько времени…
Она стала загибать пальцы за каждый день с того страшного случая. А когда поняла, что пальцы закончились на обеих руках, осознала, что времени прошло очень много. Дохрена.