Разочарованный странник

– Да, выписали: одного домой, а другого в морг, – ответил Сергей Васильевич. – Когда меня положили то на этой кровати уже лежал мужчина. Ему сделали операцию, что-то с аденомой. Но он как-то тяжело её перенёс и все думали, что помрёт – шов намокал и не заживал. К нему жена с дочкой приходили каждый день, хорошие такие, видно было, что это одна семья. Я и говорю ему, что вот когда они ещё придут, то попросите их сходить в церковь, подать записку о здравии и поставить свечку. Ну, он было понятно, что далёк от церкви, но, когда на следующий день пришла его жена он всё же попросил её зайти в церковь и помолиться, свечку поставить. И ты знаешь, вдруг пошёл на поправку и через два дня встал. Во как бывает!

– А тот, второй, умер? – переспросил я.

– А того вчера привезли – моча не шла и ещё там что-то. Лежал голый, стонал. Ну я ему и говорю, мол, попроси родственников, чтобы свечку о здравии в церкви поставили. Так он как начал на меня матом ругаться, хулить церковь и священников. И тут же сразу прибежали «мучители», стали ему катетер засовывать, он орёт от боли. Всю ночь стонал, а сегодня утром умер…

Тут зашел врач для осмотра, и я попрощался с Сергеем Васильевичем, пообещав ему, что помолюсь о его здравии и обязательно поставлю свечку.

А мне снова нужно было ехать в Троице-Сергиеву Лавру по очень сложному житейскому вопросу, да и это ночное видение покоя не давало. И, как всегда, я поехал на такси к первой электричке, чтобы прибыть в Лавру как можно пораньше.

Помолившись преподобному Сергию в Троицком соборе, я прошёл под галерею Трапезного храма, где находятся приёмные кельи старцев. И не заю почему, но в этот раз я заглянул туда, где принимает архимандрит Кирилл и увидел, что там всего три или четыре женщины: одна упёрлась лбом в дверь кельи, а остальные сидят на лавочке (ночевали они здесь что ли). Но, видимо я попал в нужный час, так как уже буквально через три минуты за мной стояло человек восемь.

Дождавшись своей очереди и войдя в келью, отец Кирилл меня благословил и присел на стул. Я рассказал старцу о своей бытовой проблеме, повлиять на которую я просто не в силах, но я сделал всё, что мог. Он внимательно слушал, а потом спокойно так говорит:

– Ну, это ничего. Главное, что ты поборолся. Теперь отпусти всё на волю Божию.

И я рассказал о своём ночном видении. Отец Кирилл взял тут же лежащий молитвослов, полистал и нашёл в конце молитв на сон грядущим то место, где «Да воскреснет Бог», и говорит:

– Вот прочитай, что здесь написано, – показал он на красный текст перед этой молитвой. Я взял у него из рук молитвослов и стал читать:

– Таже целуй крест твой, и перекрести крестом место твое от главы до ног, такожде и от всех стран, глаголя молитву честному кресту.

– Вот. Перед тем как ложиться спать нужно поцеловать свой нательный крестик и им перекрестить свою кровать, или можно взять другой крест, вот такой, – и отец Кирилл показал на крест, который обычно лежит на аналое во время исповеди. – И читая молитву «Да воскреснет Бог» перекрести крестом комнату, в которой спишь на все четыре стороны. И тогда никто тебе не будет являться. А то ты ходишь там целый день по городу, собираешь всякий мусор и приносишь всё это домой.

Батюшка, встал со стула, благословил меня, и я пошёл к выходу.

– Ну, а когда проснёшься, – вдруг продолжил он, подходя к двери, – то перекрестись и скажи: «Боже, милостив буди мне грешному», и тогда уже вставай. Да, вот так. – улыбнулся старец, провожая меня.

Всё было как-то обыденно: я спрашивал – батюшка отвечал, дал наставление, обычное и простое. На душе у меня было спокойно и как будто я чемодан с кирпичами который нёс оставил в келье старца и теперь иду налегке.

В Лавре я всегда брал несколько просфор с собой. И в этот раз я тоже зашел в Трапезный храм, где за свечным ящиком можно было взять пару-тройку просфор. Я написал записку о здравии своих родственников в которую не забыл вписать болящего Сергия. И вторую записку о упокоении родных и близких. Подойдя к прилавку свечного ящика, я отдал записки и положил пожертвование. За всеми моими действиями подозрительно наблюдал исподлобья худощавый высокий монах, который стоял за прилавком.

– И ещё дайте мне, пожалуйста, просфор пять штучек.

Монах посмотрел на меня в упор сверлящим взглядом.

– Каких таких «штучек»? Ты знаешь, кто такие эти «штучки»? Это они ещё те «штучки»! Хе, «штучки» ему подавай, – завёлся он.

– Ну, а как надо сказать? Дайте мне, пожалуйста, пять просфор. Теперь правильно?

Монах дал мне просфоры, и раскладывая записки продолжал бормотать себе под нос, дёргая головой: «Ишь, «штучки» ему. Знаем мы все эти штучки…»