Разочарованный странник

И я увидел, что это никакие не бумажки, а конверты разной формы и цвета, даже треуголки и все они с надписями и печатями. Когда они начали падать на меня, и я смог прочитать надписи, то от прочитанного меня охватил ужас – это были названия моих грехов. Причём прочитав очередной грех мне чётко представлялась картина, где и как он был совершён, и при каких обстоятельствах. И вот конверты уже сыпались в таком количестве, что и неба не было видно – одни сплошные конверты. И когда они меня почти всего засыпали, я вдруг очнулся. Весь мокрый и совершенно обессиленный, я даже руку не мог поднять и уж тем более встать с постели. Мне казалось, что это вообще не я, и тело это не моё.

Днём температура спала, я почувствовал себя на много лучше, и уже в ясном уме, хотя и не в полном здравии, вспоминал то видение (а может и не видение), которое со мной приключилось ночью. Меня удивило то, что о прочитанных на конвертах грехах я давно забыл и даже не знал о них. Но когда я их зачитывал, то сразу всё вспоминал и соглашался с тем, что это было именно так. Когда я рассказал об этом Димке, то он сразу сказал, что с этим наверно нужно ехать к отцу Адриану в Печоры. И мы стали собираться в поездку.

Ничего сложного в этой поездке не было. В пятницу я уходил с работы пораньше и встречался с Дмитрием на Ленинградском вокзале. Билеты мы покупали заранее, дня за два до отъезда, на Таллинский поезд, который отправлялся в 15-02, а прибывал в Печоры в начале шестого утра. Это было очень удобно – мы сразу шли в монастырь на раннюю литургию. Обратные билеты были куплены на вечерний поезд из Пскова в воскресенье. Поезд прибывал в Москву в понедельник утром так, что я прямо с вокзала ехал на работу. Впоследствии мы ездили чуть ли ни раз в две недели, и этот маршрут был отработан нами очень чётко.

Ранняя литургия в Успенском соборе ещё не начиналась, но народу было столько, что войти в храм было затруднительно. Когда мы пробрались к Иконе Успения Божией Матери, которой непременно нужно было поклониться, то увидели, что за огромным подсвечником в пространстве перед иконой Успения принимал исповедь отец Адриан. Конечно, мне было не привычно, когда, стоя вплотную ко мне кто-то издавал внутриутробное рычание, мотал головой или вдруг содрогался всем телом словно он схватился за оголённые электрические провода.

И мне было не понять, как можно было в чём-то каяться, когда аналой с батюшкой народ плотно обступил со всех сторон, так что он иногда хватался за него, чтобы его не снесли. Мне удалось протиснуться к стене с висевшей на ней большой иконой Страшного Суда, и оказаться почти рядом с отцом Адрианом у него за спиной. Батюшка заметил меня и подозвал к себе. На исповеди я рассказал в том числе и о случившемся ночном видении. Отец Адриан слушал меня нисколько не перебивая, а потом сказал:

– Тебе нужно покаяться за всю жизнь и пособороваться. Возьми тетрадку и прям в тетрадке напиши всё, что вспомнишь с возраста от семи лет. И тогда уже приедешь ко мне с этой тетрадкой. Вот так, дорогой.

После того, как батюшка прочитал надо мной разрешительную молитву, приложившись к Кресту и Евангелию, и получив благословение, я так и не смог отойти от аналоя будучи придавленный массой людей. Тогда я упёрся руками в аналой, напрягся что было мочи и создал свободное пространство для отца Адриана. Иногда народ поддавливал, и мне приходилось изо всех сил упираться в массивный аналой, который то и дело сдвигался с места.

– Вы немного отойдите подальше, а то вон даже Вячеслав не справляется с вами, – попросил батюшка исповедников улыбаясь, глядя на мои усилия.

Димка тоже был на исповеди. А я так и простоял всю литургию возле аналоя пока народ не поубавился. По окончании литургии, мы пошли к выходу, а отец Адриан всё ещё продолжал исповедь. Тут нас встретила наша печорская знакомая Татьяна.

– О! Привет, опять приехали! На исповеди у батюшки были?

– Да, повезло нам. Вот теперь ещё нужно определиться, где бы нам остановиться на одну ночь, – сказал я.

– Так, а вы спросите у батюшки, он и благословит к кому-нибудь, – посоветовала Татьяна.

– Слушай, Дим, поди спроси, а.

Димка пошёл, поджав губы, внутрь храма. Минут через пять он вернулся радостный.

– Батюшка благословил остановиться у какой-то Аданичкиной, на Рижской 23, – отрапортовал он.

– А! Так я знаю её, это Валентина Васильевна! Пойдёмте я вас провожу, тут совсем рядом, – предложила Татьяна. И мы пошли на Рижскую 23.

Разве могли мы тогда помыслить о том, что останавливаться в этом доме мы будем ещё много раз, вплоть до нашего поступления в монастырь.

Дом Валентины Васильевны был большой, двухэтажный. Сама она оказалась худощавой пожилой женщиной, можно сказать даже бабушкой. Когда мы вошли, Татьяна тут же затарабанила:

– Здравствуйте, Валентина Васильевна! Это чада отца Адриана из Москвы, мои друзья. Батюшка им благословил к вам на одну ночь.

– Отец Адриан благословил, точно? – переспросила она, шамкая, протезами. – Я к себе беру только с благословения отца Адриана.