Разоренье

Писатель считал несознательность народных масс главным препятствием для вступления их на путь активной борьбы за подлинно человеческую жизнь. Эта мысль красной нитью проходит через весь цикл и особенно подчеркнута в повести "Тише воды, ниже травы". В первой редакции ("Отечественные записки", 1870, № 3) повесть кончалась следующими словами: "Все бежит, все шевелится, все тревожится в своем положении, — и все может быть вдруг проглочено либо собственной темнотой, либо посторонним вмешательством, задача которого доводить людей до состояния — "Тише воды…". Идеи Успенского были близки взглядам Салтыкова-Щедрина, высказанным им в "Письмах из провинции" — письмо шестое, посвященное народу (1868).

Однако Успенский видит в крестьянстве и скрытые незаурядные силы и возможности: они проявляются и в стремлении к справедливости, которой проникнуто решение крестьян-присяжных ("Тише воды, ниже травы"), и в необычайной душевной стойкости крестьян, их готовности идти на смерть за то, что они считают истиной ("Наблюдения одного лентяя"). Осознание возможностей, таящихся в народе, должно побудить демократическую интеллигенцию встать на путь борьбы, утверждал писатель.

Вслед за Чернышевским и Добролюбовым Успенский своими повестями ставит вопрос о потребности народа в руководителях. Многозначительный смысл приобретают поиски Михаилом Ивановичем бывшего семинариста Максима Петровича, которому он обязан "просиянием ума".

В цикле Успенский создает галерею типов интеллигенции пореформенных лет. В повести "Наблюдения Михаила Ивановича" перед нами преемники героев дворянской литературы "лишних людей" — питомец "лихоимного гнезда" Василий Черемухин и разорившийся барчук Уткин. В исповеди Василия Черемухина Успенский разоблачал "причины существования и свойства одного из многочисленнейших типов русского благородства, — бесплодно живущего и бесплодно погибающего человека. В прежнее время воспевание бесплодных шатаний человека этой породы составляло единственный подвиг литературы, которая таким образом сделала его почти образцом истинного героя, никогда не упоминая о влиянии оброков, взяток, откупных доходов и других вариантов чужого труда на развитие нравственного капитала человека, выросшего среди их и на них. И благодаря сокрытию вышеупомянутых, весьма некрасивых вещей, тип этот был весьма пленителен — и разнообразие его оттенков было бесконечно, хотя сущность оставалась одна и та же — недостаток нравственных сил, вследствие обезличивающего влияния семьи. В настоящее время привлекательная сторона этого типа утратилась безвозвратно, но существование его и до сих пор не подлежит никакому сомнению и обнаруживается поминутно, только в иной форме" (первая редакция повести).

Создавая эти художественные образы, Успенский продолжил добролюбовскую традицию обличения "лишних людей", которыми "не может удовлетворяться свежее чувство человека, жаждущего деятельного добра и ищущего себе руководителя" (Добролюбов).

Текст ранней редакции, изъятый при переработке 1883 года, позволяет уточнить облик героя повести "Тише воды, ниже травы". Это участник освободительного движения 60-х годов, морально сломленный разгромом революционного движения и правительственным террором, пришедший к признанию бесполезности борьбы, "результат которой заключается лишь в ясном понимании повести о плети и обухе". В изъятом тексте он так писал о своей эволюции: "Я теперь думаю: горе человеку, воспитанному иллюзиями пятидесятых годов! В то время въявь совершались такие дела, от которых голова кружилась, которые вызывали наружу все живые силы, заставляя соваться во множество маленьких дел и мечтать о больших.

Может быть, и окажутся со временем какие-нибудь результаты этих сований — не знаю; но покуда… Недели четыре или пять тому назад, помню, шел я в Петербурге по какому-то очень серьезному делу; до места оставалось несколько шагов, вдруг говорят: "проезда нет!" — Да мне очень нужно. — "Пожалуйте в обход". Повернул. Шел-шел, — думаю: "недалеко" — глядь опять — стоит городовой и, как капельмейстер, посредством махания руки дирижирует публикой. "Нет проезду! Баба — куд-ды!.. Эй, вороти назад". Поворотил опять… Иду и думаю: "если я не послушаюсь и пойду, — меня воротят насильно; если же послушаюсь, то не исполню крайне нужного для меня дела… Как тут быть? Но так как за первое наказывают сибиркой, а за второе — ничего, снисходят, то не есть ли это знак, что лучше своротить?"

И я все сворачивал, все сворачивал и уж не помню, куда пришел…" ("Проезда нет" — намек на покушение Каракозова 4 апреля 1866 года, когда петербургские улицы были оцеплены полицией, и на последовавший за покушением террор).

В несокрушимости "порядка" убежден и герой повести "Наблюдения одного лентяя", который противопоставляет этому "порядку" только пассивное сопротивление, "лень", "ничегонеделанье", то есть в сущности мещанский пассивно-анархический протест.