Разоренное гнездо

Последние метры до дома я уже почти бежал, но не потому, что боялся преследования, я почему-то был уверен, что повторять попытку на пустынной, но совершенно темной улице никто не будет, в таком мраке эффективно прицелиться было просто нереально. Дома высились зловещими глыбами, кое-где в окнах мелькали лучи фонарей или уныло и беспомощно мерцали свечи. Когда я добежал до своего дома, я уже взмок от пота, рубашка прилипла к телу, на глаза накатывали капли. Мрак в окнах не был совсем уж кромешным: в квартире родителей, в кухне, горела свеча, это угадывалось по слабому отблеску света на задвинутых шторах. Раздвигать их смысла не было, ибо фонари не горели, а луна, как назло, решила, что ей неохота работать одной за всех, и скрылась за налетевшими откуда-то неприветливыми ночными облаками. Далее мой взгляд переместился на второй этаж. Дома ли Рита, понять было невозможно. Если она валяется на диване с айфоном в руке, то с улицы этого не будет видно. Это же относилось и к другим домочадцам. Я обошел вокруг особняка, но так и не сделал никакого вывода. Время было уже довольно позднее, удрученные отсутствием света родственнички могли попросту лечь спать.

Я открыл дверь в подъезд механическим ключом, что было специально предусмотрено на случай выхода из строя электронной системы, и постарался не шуметь, ибо в отсутствие телевизионных шумов, любой звук мог бы показаться оглушительным. Тихонько прикрыв за собой дверь, я различил приглушенные, неясные шумы: где-то слушали музыку, где-то смотрели что-то юмористическое, в квартире родителей порыкивал пес Мотя. Я стал тихонько спускаться по лесенке в подвал, светя себе встроенным в айфон фонариком. Открыл дверь и как можно тише прикрыл ее за собой: никто не должен знать, что я здесь. Сначала мне нужно было проверить очень важное предположение. Еще по дороге, когда я почти бежал по мрачному кварталу, обливаясь потом, я размышлял о том, не совершил ли я ошибку, не вызвав полицию. Нельзя сказать, чтобы я так уж верил в то, что она может в чем-то разобраться, просто отсутствие официального обращения превращало покушение на меня не более чем в мою собственную фантазию. То есть без заявления преступления как будто и не было. Но оно было! Во-первых, я был не один, и мои ребята так же, как и я, слышали звук двух выстрелов, видели зеркало, разбитое двумя пулями. Во-вторых, я еще не сошел с ума, и хотя был слегка навеселе, но до состояния опьянения мне было еще далеко. Да даже если бы я и был пьян, зеркало куда денешь-то? Но если дойдет, не дай бог, до повторной попытки, то эти свидетельские показания и вещественные улики станут ничтожными сразу после того, как меня спросят: почему вы не заявили о преступлении против вас? Что я смогу ответить на этот вопрос? Что я не заявил, потому что боялся за репутацию ресторана, который невероятными усилиями вытаскиваю из ковидного кризиса? Это смешно. Жизнь дороже ресторана, это очевидно и мне самому, и так же очевидно тому полицейскому, которого я удостоил бы подобным ответом. Не может взрослый, умный дядя, построивший, не успев дожить до старческого маразма, целую ресторанную сеть, нести такую пургу. Но я не мог сказать, почему я, мягко говоря, отсоветовал своим сотрудникам куда-либо звонить. Именно сейчас, здесь, в подвале своего осточертевшего мне особняка, мне предстояло понять, правильно ли я поступил.