— То, что ты делаешь, ничего не значит для меня. Прекрати немедленно, и я позабочусь, чтобы твоя смерть была быстрой и легкой.
Стоит ему остановиться — и он никогда уже не будет работать, сражаться, играть или любить. Чап знал это каким-то внутренним чутьем: только не останавливаться, не смотреть, не поворачиваться. Руки, которые одолели верховного владыку животных, грозили сомкнуться на его простой человеческой плоти. Хотя собственные руки Чапа грозили предать его в любой момент, он заставил их сбрить еще прядь волос и положить возле огня.
— Положи нож и убирайся. — Голос Запраноса был теперь не столько громким, сколько подавляющим. Казалось невозможным сказать — даже подумать или предположить — хоть слово против. Чап почувствовал, что его внимание рассеивается. Через мгновение он бы ответил, повернулся, глянул бы в лицо Запраносу и умер.
— Эй, с Запада! — закричал он вслух. — Придите же мне на помощь! — Его руки между тем продолжали свою работу.
— Я — единственный, кто может добраться до тебя теперь, и то, что ты делаешь, мне не нравится. Положи нож и убирайся. Я повторяю — тебя ждет легкая смерть, если ты повинуешься мне — легкая и в далеком будущем, после долгой и приятной жизни.
Едва последний волос был удален, лицо Лизы-Карлотты изменилось. Грубые черты ее носа, скул и лба расправились и растопились, являя прекрасный лик, словно пропало давление, которое постоянно деформировало его. Она всхлипнула совсем другим, более приятным голосом. Несмотря на грязь и лысый, поцарапанный череп, Чапу показалось, что в этом лице он узнает знакомые черты Чармианы.
— Положи нож, — сказал Запранос, — или я уничтожу тебя. Ты присоединишься к своему скулящему владыке животных в моих кишках, где вы оба сможете кричать хоть целую вечность.
Чап повернулся, но только затем, чтобы подбросить немного дерева в костер. Он по-прежнему не глядел в сторону демона. Затем Чап двумя пальцами приподнял локон жизни Запраноса из темно-каштановой кучки рядом с пламенем. Он постарался вспомнить, как колдуны Запада произносят свои заклинания, но не мог припомнить даже, слышал ли хоть одно из них. Правда, возможно, держа в руках жизнь Запраноса, вообще ничего не нужно было произносить. Но Чап подозревал, что против такого противника любая помощь была бы не лишней.
Своим требовательным, не допускающим непослушания голосом демон произнес:
— В горах, далеко отсюда, в месте, известном только мне, скрыто столько золота, сколько не снилось даже Мертвому Сому. Теперь я вижу, Чап с Севера, что я недооценил тебя. Я готов заключить с тобой сделку, чтобы избежать хлопот, которые ты можешь причинить мне.
Чап бросил первую прядь жизни Запраноса в огонь со словами:
Вполне подходящие слова, подумал Чап, довольный своей неожиданной сообразительностью. Извне донесся звук, который мог бы означать сдерживаемый вздох, но был слишком глубок, чтобы человеческое ухо могло его в полной мере ощутить. Затем Запранос произнес:
— Ты меня убедил, благородный Чап. Отныне мы должны вести дела, как равные.
Очень хорошо, подумал Чап. Что говорить дальше?
— Я покоряюсь тебе, благородный Чап! Ты мой господин, и не стану я служить никому другому, пока ты будешь милостливо позволять мне существовать! В качестве доброго начала своей службы позволь мне отнести тебя к золотой горе, о которой я говорил. В ее глубине зарыто столько алмазов, что…
Чап открыл рот и обнаружил, что слова приходят к нему сами.
Вскрик начался могучим голосом Запраноса, но закончился тонким женским воплем. Женщина кричала:
— О, пощади, господин! Не жги меня больше. Я должна показаться тебе в своем истинном обличье. — И Чап выглянул из разрушенного здания и увидел растянувшуюся на земле молодую женщину, вся одежда которой состояла из ее собственных длинных волос огненно-рыжего цвета, в ее теле были заключены все женщины, которыми ему когда-либо посчастливилось обладать, и Чармиана в том числе. Красавица умоляюще протянула к Чапу руки: — Ах, пощади меня, господин!
Он больше не жаждал ни золота, ни алмазов Востока, но эта мольба могла бы его тронуть. И все же он знал, что нужно остерегаться следующей лжи. Он сжег еще немного волос.
Женщина вскрикнула снова, и на середине этого вскрика ее голос уже явно не мог принадлежать человеческому существу, но и не походил на голос повелителя демонов; но тем не менее это был голос Запраноса. Трясущимися руками Чап подбросил еще волос в потрескивающее пламя. Каким-то образом он находил нужные слова — или их посылал ему кто-то.
Откуда пришло это имя? Где он слышал его?