Сидор Кара, польщенный моим вниманием, послушно сел в кресло переднего пассажира, открыл блокнотик и стал что-то писать на первой странице. Тем временем я обошла «Киа», села за руль и с обожанием уставилась на певца.
– Вот, Танечка, – Караваев протянул мне блокнотик.
– Даже не знаю, как вас отблагодарить за это. А хотите я вас подвезу?
– Мне, право, неловко вас утруждать. Я собирался поймать такси, но если вам в сторону морвокзала…
– Да, Сидор, нам как раз по пути. – Я повернула ключ зажигания, затем застегнула ремень безопасности. Караваев захлопнул дверцу и тоже застегнул ремень. Выехав с парковки, я спросила: – У вас, наверное, много фанаток?
– Как вам сказать? – Караваев напыжился. – Хватает. Иной раз просто не дают выйти из дома. Просто я сегодня вышел раньше обычного…
– Не удивительно, что вас караулят у дома. – Я нажала на кнопку, блокирующую двери. Производитель предусмотрел эту функцию, чтобы обезопасить детей во время езды. – Вы ведь звезда Черноморска! У вас такой талант! Вам бы в Большом петь!
– Что вы, там и без меня теноров хватает, – заметил Кара, польщенный моим комплиментом.
– Да, в Большой, скорее всего, не пробиться, – я сделала многозначительную паузу, – но даже из «Увертюры» можно вылететь…
– Не понял, это вы сейчас о чем? – Сидор повернулся ко мне всем корпусом.
– Если вы, Сидор Васильевич, честно и откровенно не ответите на мои вопросы, я сделаю так, что вы больше не будете петь ни в «Увертюре», ни в каком-либо другом уличном кафе или ресторане на всем побережье Черного моря, включая Крым.
– Сумасшедшая! Останови машину, я выйду! – Караваев отстегнул ремень безопасности и попытался открыть дверцу, словно собирался выпрыгнуть на ходу. – Не понял! Почему дверь не открывается? Откройте немедленно!
– Сидор Васильевич, не надо так нервничать, – спокойно сказала я. – Двери заблокированы ради вашей же безопасности. Страна не может потерять такой голос. Пристегните ремень обратно, успокойтесь и…
– Ты вообще кто? Что тебе от меня надо?
– Какой же вы странный! Я же представлялась. Хорошо, напомню. Меня зовут Таня. А нужно мне от вас откровение. Ответите на мои вопросы и будете свободны, а продолжите упрямиться, мы так и будем кататься по городу. В результате вы опоздаете на работу, как тогда, на премьеру в Сочи, и вас снова уволят…
– Ладно, спрашивайте, – сдался Караваев.
– Три недели назад вы будто бы стали свидетелем одного происшествия…
– Почему «будто бы»? Я действительно был этим самым свидетелем.
– Тогда рассказывайте, кто машину с аэрографией разукрасил?
– Так я все подробно под протокол нашему участковому рассказал.
– Так подробно, что он никого не нашел, – усмехнулась я.
– Это вы к нему претензии предъявляйте, а я больше ничего не знаю.
– Сидор Васильевич, если вы думаете, что можете обмануть меня, то совершенно напрасно. Мне многое известно о том происшествии, до полной картины не хватает лишь нескольких штрихов. Даю вам последний шанс, если вы и его не используете, то петь больше не будете… Разве что только для себя в душе, причем женским голосом.
Хоть моя угроза и была какой-то призрачной, но, как ни странно, она произвела на певца устрашающее впечатление.
– Хорошо, я вам расскажу, как все было на самом деле. В тот день, точнее той ночью, я подъехал к дому на такси. Было часа три, может, начало четвертого. Во дворе ко мне подошел один парень и попросил ему помочь, за небольшое вознаграждение. Я сначала отказывался, а потом согласился. А почему, собственно, не помочь хорошему человеку? Ведь в жизни как бывает? Поможешь другим, и тебе помогут, – стал философствовать Караваев.
– Ближе к делу, пожалуйста, – попросила я.
– Ближе, так ближе. Он подвел меня к машине, к «БМВ», и показал, как эту тачку в нашем дворе изуродовали. На капоте была картинка, птица какая-то, так ее черной краской закрасили. Кто это сделал, он не видел. Когда тот парень, кажется, его звали Виталием, вышел на балкон покурить, хулиганы уже сделали свое черное дело и испарились. Собственно, от меня требовалось только одно – сказать, что я видел, как кто-то малевал черной краской по кузову его машины. Тачка та была застрахована, а страховая компания, по его словам, может не выплатить страховку, если не будет свидетелей. Я согласился… Почему бы не помочь хорошему человеку?
– Эту песню я уже слышала…
– Да, он заплатил мне. А что в этом такого? Я ведь на него свое время потратил. Вместо того чтобы спать, я утром пошел давать показания. А потом я заснуть уже не мог. А мне, между прочим, надо хорошо вечером выглядеть. – Караваев похлопал себя кистью руки по подбородку. – А это невозможно, если сутками не спать.
Я зарулила на парковку около супермаркета, и Сидор попытался открыть дверцу.
– Я все вам рассказал. Выйти можно?
– Подождите. – Достав из сумки планшет, я нашла фотографию Наседкина и, показав ее Каре, спросила: – Это он?
– Он, – подтвердил артист.
– Скажите, Сидор Васильевич, а могло быть такое, что он сам разукрасил ту машину?
– Зачем ему это?