— Они были не самыми умными людьми, которые хотели меня выбросить за борт. Натравить Романо первым делом на меня, а затем выкинуть уже его с планеты. Но… Я не думаю, что это бы сработало. У Романо была причина, чтобы меня убить, но он ей не воспользовался, поэтому, скорее всего, отправь я это сообщение кворонам от своего имени — я бы просто не вернулся домой со съезда. Можно было все предотвратить. Можно было, но Блюхарт и Лефтхенд уперлись рогом и решили сражаться с Романо вместо того, чтобы пойти с ним на переговоры или, хотя бы, как предложил Ли, перенести дату проведения съезда на месяц. А учитывая то, что дипломатия с Каренией была налажена, мы бы договорились о том, чтобы выкинуть Романо с планеты, даже без этой его атаки на наши позиции. В общем, они поплатились за свою узколобость, — человек говорил это как-то мрачно, он, судя по всему, проговаривал это уже не первый и не второй раз, возможно, что сам себе это говорил уже раз в десятый, чтобы хоть как-то облегчить свою душу. — Там много кто погиб. Много кто погиб героически. Генерал Шиллинг, правда, умер от сердечного приступа. В общем… Мало приятного.
— Понятно, — протянула девушка, смотря на принесенный только что графин вина, а Баукус налил в два фужера красной жидкости.
— За наше будущее, — улыбнувшись произнес человек.
25.01.2580, 06:00
Сектор Корво, Система Немезида, Планета Итарис, Округа Кирен-1,
Район Виски-8, дом 5, апартаменты Романо,
25.01.2580, 06:00
Роберто проснулся на диване в прихожей. Сегодня должны были состояться поминки, поэтому он довольно быстро встал с дивана, поправил рубашку, а затем прошел к небольшому шкафчику, где хранились дополнительные комплекты одежды. Романо достал очередной костюм сероватого цвета со стоячим воротником вокруг шеи, после чего довольно быстро вдел руки в него. Затем на ходу написал Кире: «Доброе утро. Не теряй, я еду на поминки бойцов», после чего вдел ноги в черные блестящие туфли с острым носом, которые он начистил еще с ночи. Сразу же он вышел на улицу, где его обдал прохладный ветерок, но это не было поводом для того, чтобы снова надеть пальто. Сегодня Романо был без шляпы. Он забыл ее в офисе, но как-то по ней особенно не горевал. Наверное, пришло время сменить имидж.
Он сел в машину, довольно быстро завел ее, и машина поднялась на воздушной подушке, после чего человек довольно быстро вернулся на трассу, а затем рванул назад в город. Летел он быстро, благо, это позволяла сделать воздушная подушка.
…
Через полтора часа он снова был в городе, жизнь, кажется, затухла еще сильнее. Кое-где виднелись патрули шок-пеха и полиции, кое-где новообразованные бандиты били витрины магазинов, где-то стояли явные проститутки обоих полов и разных возрастов. Город начинал кишеть криминалом, а относительно благополучными оставались лишь единичные районы по типу «Милитант», в которых еще было производство. Магазинчики же не способны в полной мере обеспечить людей работой, да и, в целом, не создают полноценных общественных благ, кроме возможности купить что-то, однако возможности «продать» этим самые магазинчики не давали, поэтому даже схему «купи-продай» среднему обывателю воспроизвести было невозможно. Кое-где, конечно, появлялись определенные ремесленники, но… Сколько ты проживешь без достойной «крыши»?
Романо видел это все. Видел уже не в первый раз. Он помнил то, как ужаснулся этим, когда увидел такие захолустные райончики впервые, тогда и пришло частичное осознание, но, чтобы его закрепить, требовалось увидеть это снова. Требовалось увидеть и трупы, хотя к ним он был более привычен благодаря военному прошлому, однако способы самоубийств ужасали, ибо нет ничего страшнее, чем человек, самостоятельно покончивший с жизнью, а то и отравивший свою семью. В глазах время от времени мелькали фотографии, отправлял их явно кто-то из органов, ибо последние всегда производили фотоотчет с места преступления, а какой-нибудь журналист вряд ли получил бы доступ к месту происшествия, а тем более вряд ли ему бы дали фотографировать столь ужасные картины. Все, что происходило вокруг, постепенно наслаивалось на сетчатку глаза, и Романо порой ощущал какую-то странную давящую боль на сердце, но успокаивал себя тем, что делает это на благо общества, ибо чтобы общество пробудилось — оно должно было вкусить собственной крови.