— Нет, остановитесь здесь, — ей не хотелось, чтобы Андрей услышал звук приближающегося автомобиля. Поэтому Сильвана вышла напротив черных ворот. Водитель выгрузил ее багаж и поставил его на дорожке перед воротами. Сильвана расплатилась и пошла к дому, оставив багаж во дворе. По дороге она ощущала запах прекрасных роз красного желтого и розового цветов, которые благоухали возле дома. Остановившись у маленького фонтана, Сильвана посмотрела на статую ангела и глубоко вдохнула свежий воздух, чувствуя сердцем радость и покой.
Она посмотрела на свой дом. Он был большой, как настоящий особняк с огромными окнами. Выкрашенный в благородный синий цвет, он имел большой балкон, на котором Сильвана любила развлекать гостей. В доме была одна просторная кухня, девять больших спален с ванными комнатами, огромная гостиная, тренажерный зал и учебная комната. Но, несмотря на это, не комфорт и достаток были основными причинами, по которым ей нравилось жить в этом доме. Ее безмерно радовало, что здесь они могут жить всей своей большой семьей — Андрей и Сильвана с детьми, а также ее мать со своим мужем и бабушка.
Когда Сильвана подошла к входной двери, она услышала, как Андрей хихикает вместе с детьми. Вместо того, чтобы позвонить, Сильвана решила обойти дом и заглянуть в окно. Она увидела, как Андрей сидит на большом диване в окружении детей. Все они смотрели телевизор и смеялись. Увидев их веселье, Сильвана тоже улыбнулась. Андрей всегда заставлял Сильвану смеяться. Кроме того, он часто пел для нее.
— Папа, а ты можешь сделать что-нибудь смешное, как тот человек из телевизора? — спросила Мари, заливаясь смехом.
Андрей прошелся по комнате, изображая обезьяну. Дети снова расхохотались.
Сильвана смотрела на свою пожилую бабушку Садагет, которая сидела в кресле отдельно от всех в своих старых темных очках и, как обычно, жаловалась. В свои 75 лет она выглядела совсем хрупкой.
— Зачем так шуметь? У меня голова от вас болит! — говорила она на русском, размахивая морщинистыми руками. Когда она была недовольна или раздражена, она начинала говорить по-русски вместо азербайджанского. Андрей подошел к ней, чтобы успокоить:
— Да ладно вам, бабушка, повеселитесь с нами, не надо ворчать!
— Эсмира, ты где? Отведи меня в мою комнату, — сказала слепая Садагет.
— Папа, бабуля не любит шум. Оставь ее в покое, пока она не начала ругаться! — сказала Айгюн.
Но Андрей поцеловал ее в лоб.
— Кто это поцеловал меня? — спросила она недовольно.
— Бабушка, я тебя люблю, — сказал Андрей по-русски.
— I love you, — она ответила на ломаном английском, расплываясь в улыбке.
Она встала и подвигала руками в воздухе, пытаясь обнять Андрея.
— Где мой Андрей? — спросила она по-русски. Увидев ее попытки, Андрей снова подошел к Садагет и позволил ей обнять его. — Андрей, ты мне как сын, которого у меня никогда не было. Спасибо тебе, что делаешь этих детей и мою Сильвану счастливыми.
Питер встал с дивана:
— Ребята, давайте играть. Я вам кое-что покажу, а вы отгадаете, кто я.
— Хорошо, — согласилась Айгюн.
Питер лег на красивый леопардовый ковер и начал извиваться по полу, словно змея.
— Ты — гусеница, — предположила Айгюн.
— Нет, — ответила Питер.
— Змея, — сказал Дэвид.
— Да, ты угадал, — радостно произнес Питер.
Сильвана прошлась к окну в кухню, чувствуя запах еды. Она заглянула внутрь и увидела Эсмиру, стоявшую рядом с кастрюлей, помешивая ее содержимое. Она, как всегда, была модно одета в черную юбку и красный топ. Глядя на мать, Сильвана вспомнила те дни, когда она сожалела, что Эсмира была ее матерью. Теперь эти воспоминания заставляли ее чувствовать стыд. Она поняла, что ее представления о матери были ложными. Возможно, она не проводила с Сильваной достаточно времени, но эта женщина посвятила большую часть своей жизни работе — и все ради того, чтобы обеспечить детей едой и одеждой. Теперь, глядя на мать, Сильвана была рада тому, что Эсмира была в ее жизни. Молодой муж Эсмиры Вузал подошел к ней сзади и поцеловал в шею. Она нежно оттолкнула его:
— Не сейчас. Я готовлю.
Сильвана вернулась к окну в комнату с телевизором и продолжила наблюдать за теми, кого она любила больше всего. От созерцания своей семьи у нее появились слезы радости. От переполнявшего счастья и умиротворения она нестерпимо захотела помолиться.