Разорванный рубль

Судья была до того озадачена речью бригадира, что взяла эскиз и долго смотрела на него. Потом спросила:

— Подсудимый, понимаете ли вы, что вы совершили преступление по отношению к Пашковой?

— Понимаю, — сказал Пастухов.

— Почему вы так поступили?

— Никакого сладу с ней не стало. Измучился. — Он подумал. — Понимаю, что совершил преступление. Трезвый бы поступил мягше. А был выпимши.

— Состояние опьянения не смягчает вины.

— Правильно, — сказал Пастухов. — Пьяницу надо, по-моему, еще крепче греть, чтобы почувствовал.

Судья покачала головой, а мать испуганно оглядывалась, когда ее сынок говорил по-деревенски: «Никакого сладу нет», «Был выпимши…»

Чем дольше шел суд, тем больше народа становилось на сторону Пастухова. К тому же оказалось правдой, что вслед за Таисией из окна выскочил участковый без портупеи.

И вдруг для всех неожиданно прокурор спросил Пастухова, в каких отношениях он находился с почтальоном Груней Офицеровой.

4

Чтобы посторонним людям было понятно, почему суд заинтересовался Груней Офицеровой, надо кое-что пояснить.

Нашему председателю колхоза Ивану Степановичу в глубине души очень хотелось внедрить предложение Пастухова, и он еще с осени потихоньку стал выведывать у механиков и районных руководителей, какого они придерживаются мнения. Все говорили разное: одни советовали рискнуть, другие пугали, третьи сулили орден, четвертые — тюрьму. Так в конце концов задурили голову человеку, что он отмел в сторону все советы и сделал запрос в Москву, в Министерство сельского хозяйства.

Писал он туда два раза — прошлой осенью и зимой. Но ответа не получил.

То ли прокурор копнул эту деталь, то ли еще кто, но оказалось, что бумажки из министерства в адрес председателя колхоза «Светлый путь» были посланы своевременно, на печатных бланках и под исходящими номерами. В обоих документах было сказано, что указанная тема внесена в перспективный план научного института и впредь до решения ученых менять установленный режим механизмов запрещается.

И вот оба эти письма министерства до адресата не дошли.

А почту в то время носила Груня Офицерова.

И, выспрашивая про Офицерову, прокурор хотел дознаться, не перехватывал ли Пастухов с ее помощью вредную для него корреспонденцию.

Конечно, лучше всего осветила бы этот вопрос сама Груня, но ее на суде не было. Еще в феврале месяце она попала под поезд.

Хотя с той поры минуло больше трех месяцев, стоит перед моими глазами веселая наша письмоноска. Гордая была, статная, что талия, что ножки — все при ней. Недаром ей в хору поручали объявлять номера. И пела хорошо. Голос у нее был богатый, полевой голос. Не будь Груни Офицеровой, вряд ли добился бы хор первого места.

Существовали, конечно, и у Груни недочеты. Во внутреннем положении она ориентировалась неплохо, а как понимать события за рубежом, ей, как правило, было неизвестно. Об ее кругозоре можно составить понятие на таком факте: грома она боялась, а молнии — нет.

Летошний год сровнялось ей восемнадцать лет.

До того времени ребята не обращали на закусихинскую письмоноску особого внимания. Была она такая же, как все. А к осени словно вспыхнула вся, словно обновилась. Глаза стали черней, губки налились румянцем. Еще милее зазвучала чуть заметная шепелявинка в ее голосе — будто у ней леденец на языке.

Что касается до отношений между Пастуховым и Груней — то никаких отношений вроде бы и не было.

Помню, через неделю после пребывания пришел Пастухов в клуб на танцы. Видно, спешил и, надевая пиджак, подвернул воротник. Так, с подвернутым воротником и встал возле двери. А нам, конечно, интересно, что за фигура.

Грунька дождалась, когда заиграли простенькое, поднялась с лавочки. Медленно, как королева по сцене, дошла до Пастухова и встала перед ним. Он посмотрел на нее, будто не понимая, что ей надо.

Она поклонилась и пригласила его.

Он помотал головой и отвернулся. Даже не посчитал нужным отговориться, что не умею, мол, или ногу натер. Грунька стояла и ждала, а он, пока она стояла, все время был отвернувшись, ровно на него дуло.

Тогда она поправила ему воротник и села тихонько на место.

На этом и закончились ихние отношения.

Девчонки, конечно, возмутились таким поведением. Дескать, надумаешь — москвич, образованный, брезгует. Одна Грунька нисколько не обиделась и уверяла, что парень повел себя нескладно не от чванства, а от излишней застенчивости.

Оказалось, ее правда. Пастухов был до того стыдливый и застенчивый, что инструктор райкома комсомола в своем докладе о любви и дружбе использовал его как положительный пример.

Все мы считали, что между Пастуховым и Грунькой ничего не было, тем более что после спевок Груньку регулярно провожал до Закусихина тракторист Митька Чикунов.

Но на суде открылось другое.

Поскольку Пастухов наотрез отказался рассказывать про Офицерову, вызвали свидетеля Бугрова, у которого бригадир стоит на квартире.

Бугров вышел важный, во всем праздничном.