— Если я просто накажу тебя сегодня, то в следующий раз ты захочешь поступить ровно так же, только сделаешь все скрытно и незаметно, чтобы не попасться мне, — серьезно произнес он, не спуская своих широко раскрытых, лихорадочно блестящих глаз со все больше пугающейся Волчицы. — Тогда давай разберемся с причиной твоего проступка. Обещаю, что попробую тебе помочь в этой нелегкой задаче. Хорошо? Хорошо.
Губы Рамси растянулись в демонической полуулыбке, полуоскале, а в глазах заплясали бесы безумия, не предвещающие ничего хорошего. Увидевшую эту резкую перемену в Болтоне Хранительницу Севера в ту же секунду пробрала крупная дрожь, а вместе с медленно проникающим в ее сознание ужасом начала растворяться, словно капля красного вина в воде, уверенность в том, что наказание станет недолгим и терпимым. Начиная нервничать все больше, она напряглась, и заметивший это бастард слегка поумерил свой пыл и, чуть скрыв свое веселье, спросил:
— Почему ты заступилась за этого копейщика?
Порядочно уставшая дочь Старка перевела свой взгляд на пленника, будто бы обращаясь к нему за ответом, а затем, вновь проникаясь жалостью к мужчине и ощущая свою ответственность перед ним, уверенно ответила Болтону, не сомневаясь в своей правоте:
— Потому что ты хотел убить его.
Конечно, она подозревала, что с Рамси все так легко не пройдет, однако у нее были свои убеждения и отступать от них собиралась. Нельзя было просто так убивать людей из-за того, что они сказали неприятную тебе вещь. Это ведь были всего лишь произнесенные в порыве гнева слова, за которыми ничего не стояло.
Внимательно же смотревший на Волчицу бастард цыкнул языком и с издевкой, будто выплюнул это слово, прошептал:
— Мимо.
Он еще пару мгновений удерживал взгляд на Сансе, а потом с кривой полуулыбкой на лице перевел свой взор на её левую руку и, улыбнувшись еще шире отразившемуся на ее лице испугу, проследовал к столу. Болтон забрал с него ремень и нож и, вернувшись к кресту, принялся затягивать кожаную полоску выше запястья девушки, крепко привязывая руку к деревянной стойке, а ошеломленно наблюдавшая за его действиями Волчица все еще отказывалась принять то, что это происходило с ней.
Закончивший с закреплением левой руки бастард обратил свое внимание к жене и произнес тихим голосом:
— Как и обещал, я помогу тебе думать.
И не успело последнее слово слететь с губ Рамси, как он изменился в лице и, глядя на Сансу холодными пугающими ярко-голубыми глазами, достал из-за пояса нож. Девушка, приоткрывшая от ужаса рот, судорожно вздохнула и отвернула голову в другую сторону, желая отвлечься от происходящего и не видеть того, что Рамси будет делать с ней. Она смотрела перед собой невидящими глазами и замерла в напряжении, готовясь к будущей боли. Рамси же с ожесточением прижал ее ладонь к стойке креста и, бесстрастно приставив острие клинка к подушечке мизинца, с силой вдавил его в плоть и начал резать палец до второй фаланги, оставляя за ножом уродливый глубокий порез, из которого тут же потекла кровь. Мгновенно закричавшая от боли Дочь Старка попыталась выдернуть руку, однако к своему ужасу даже подвигать ею не смогла и уставилась перед собой затянутыми паникой глазами. Бежать от бастарда было некуда, спастись от боли было негде, и очень скоро по щекам Волчицы потекли горячие слезы, и она, дрожа всем телом, опустила голову вниз, устремляя взгляд к полу и чувствуя, как по руке стекала теплая кровь, делавшая происходящее еще более реальным.
Вскоре Болтон отпустил руку и, сделав шаг назад и повернувшись лицом к жене, с интересом спросил:
— Есть новая идея?
Леди Санса с огромным трудом подняла голову и с отвращением и уже успевшим засесть в ней страхом посмотрела в ухмыляющееся лицо мужа. Было мерзко осознавать, что этот ублюдок даже не видел разницы между своей женой и очередной игрушкой. Неужели он не понимал, что Волчица и другие попавшие к нему в руки люди — живые существа с чувствами и эмоциями, и при определенных обстоятельствах в один миг могли обернуться против него и отомстить от всей души? Неужели он думал, что ему сойдет с рук такое обращение с ней?
И Санса, до сих пор не понимая, что же хотел услышать от нее бастард, и уже без былой уверенности тяжело вздохнула и с придыханием произнесла, уповая на правильность своего ответа:
— Он не сделал ничего, чтобы заслужить смерти.
— Совсем мимо, - отрицательно качая головой, произнес Болтон. — И, к твоему сведению, он осмелился оскорбить нас двоих, посмел нарушить военную дисциплину и в добавок провоцировал остальных подняться против меня. Это непозволительно.
Отчитав жену и не беря во внимание испуганный взор, с которым она проводила его руку с ножом, Болтон вернулся к все той же левой ладони, однако в этот раз уже начал разрезать под вопли глотающей слезы боли и обливающейся холодным потом дочери Старка безымянный палец.