Разорвать тишину

Унылая, безрадостная картина царства мхов, сухого камыша и снегов до самого горизонта. Иногда им попадались чьи-то метки — выцветшие лоскуты тряпок на ветвях чахлых осин. А один раз они нашли среди заснеженных кочек следы давней стоянки — ржавый котелок, такой же ржавый нож с костяной рукояткой и истлевшее ватное одеяло, не понятно как попавшее сюда, на край света. Там же кругом валялись позеленевшие стреляные гильзы от винтовки, а на стволе одинокой березы виднелась прибитая стрелка, собранная из веток. Через заросли сухого камыша они прошли в указанном направлении, но через десяток метров наткнулись на черную воду заросшего мхами озера. Когда-то здесь разыгралась немая трагедия, подробностей которой уже никто никогда не узнает. Еще они находили полузатопленные, вмерзшие в лед бревна старой гати, но все давно развалилось и сгнило, и сейчас остатки разрушенной дороги вели в никуда, в топи.

Ближе к берегу стали попадаться островки настоящей суши. На одном из таких островков когда-то, очень давно, два купца, братья Елизаровы, построили торговую факторию. Место было выбрано крайне неудачно. Дальше на север, вниз по течению, проходили границы арктической тундры, там простирались те же болота, и, кроме глубоких снегов и вечной мерзлоты, ничего не было. Для любого здравомыслящего человека вся торговля начиналась и заканчивалась только на юге. Там, на берегах великой реки, в тишине стояли густые кедровые леса, там водились горностай, куница и соболь, а местные манси молились медвежьим головам, выставленным по углам стойбища, и каждый вечер оплакивали уходящее солнце. Больше всего на свете они ценили уход от действительности и почти по весу меняли спирт на серебристо-черные и рыжие меха.

Там, на юге, кто-то за один сезон неким волшебным образом зарабатывал капитал на всю оставшуюся жизнь, а кто-то напротив — разорялся. С годами, на берегах таежных рек вырастали сотни факторий, — многие предпочитали рисковать, осваивая новые территории. Но ставить факторию в болотах устья Назино было уже не риском, а безумием.

Кто знает, может быть, братья выбрали этот гиблый край для обмана кредиторов, занимая товары и деньги под якобы перспективное дело, может, они хотели иметь перевалочную базу для лодок с товаром, зимовье на пути к Обской губе. А может, они просто решили, что надо быть там, где других пока нет, — причины уже неизвестны, зато хорошо известен результат.

Как-то весенним вечером к заросшему камышом берегу причалили груженые лодки. Всю ночь на покрытой лесом возвышенности горели костры, а с первыми лучами солнца застучали топоры и зазвенели пилы. Братья поставили на твердой земле два больших сруба под склады, торговый лабаз и длинный причал, уходящий в камышах далеко за кромку воды. Первое время к новой фактории то и дело подплывали лодки с любопытными хантами; связки пушнины мягким, теплым золотом ложились на струганный прилавок, и приказчики, в радостном возбуждении, подсчитывали на счетах первые барыши. Но уже через месяц обнаружился главный, роковой просчет.

Напротив фактории, в версте от береговой линии, стоял большой, угрюмый безымянный остров. Между островом и берегом течение Оби образовало широкую затоку, которую братья ошибочно приняли за один из изгибов основного русла. И когда весенние воды спали, на месте затоки осталась только покрытая глубокими лужами черная грязь. На десять месяцев в году фактория оказалась отрезанной от главного водного пути.

Через годы от безумного предприятия купцов Елизаровых остались только прогнившие стены срубов, чья-то просевшая могила, да сваи разрушенного причала, нелепо торчащего из ила и грязи. Время заботливо отсеивает призрачные прожекты…

* * *

Ранним утром, в двадцати верстах от берега Оби, в глубокий сон Кузьмича ворвался чужой угрожающий звук. Еще не открывая глаз, на границе между реальностью и снами, какая-то часть его сознания попыталась определить источник странного звука, но определить было невозможно. Глухой рокот заполнил собой оба мира.

— Обь вскрылась, — раздался где-то рядом голос топографа, и Кузьмич окончательно проснулся. Степан уже успел вскочить на ноги и напряженно всматривался в сторону реки, словно надеялся что-то увидеть в густом тумане.

Низкий, тяжелый гул стоял над всей долиной. Далекие пушечные раскаты сливались в один непрерывный рокот, и людям казалось, что гудит сама вселенная. В двадцати верстах пришли в движение огромные ледовые поля, многотонные льдины с оглушительным грохотом и треском лезли друг на друга, создавая громадные заторы. И береговой припай, еще вчера ровный и надежный, покрылся высокими торосами, словно какая-то ведьма бросила на поверхность льда сказочный гребешок. А возле самого берега, расширяясь все больше и больше, расходилась полоса темной воды. Теперь стало невозможным добраться до угрюмого безымянного острова. На него можно сколько угодно смотреть с берега, но перебраться через затоку уже было нельзя. Основная цель экспедиции превратилась в недостижимую мечту.