Разожги мой огонь

Вывеска булочной на цепях покачивалась, но — вот уж диво — приметил, как из-под закрытых ставней свет пробивается. Сам не зная зачем, подошел ближе и заглянул сквозь неплотно подогнанные деревяшки. Увидел, что внутри чисто и прибрано. Не врала Лисса — любила свое дело.

В тускло освещенном торговом зале с пустыми полками на табурете девица сидела. Худосочная да бледная, светловолосая и вся словно бесцветная. Утирала тонкими, как прутики, руками заплаканное лицо, всхлипывала.

Хозяин вулкана вскинул бровь, только тем и выразив удивление. Это кто же во владениях его невесты хозяйничает?

Ответ на свой вопрос почти сразу получил. Из соседнего зала, заложив руки за спину, вышел сам староста Деян. Редрик его знал. Помнил, как тот юнцом еще правление селением в свои руки взял, да так бойко повел, что жители на него надышаться не могли.

— Будет реветь-то, дочка, домой пошли, — сказал грубовато, хмуря густые брови. — Сидишь тут уже второй день, сырость разводишь, а мать волнуется.

— Покарает Отец-Солнце за такое, батюшка, чувствую, покарает! — всхлипнула девица. — Нельзя так было поступать!

— Молчи! — чуть не зашипел староста, оборачиваясь, будто почувствовав, что за ними наблюдают. Редрик не шелохнулся. — Ради тебя же, неблагодарной, все и сделано.

— Да как ты, батюшка, можешь о том столь спокойно говорить… Стыдно мне-е-е, — проревела девица, размазывая слезы по лицу.

— Стыдно? Ты, Алана, про стыд-то забудь! Лежала б уже бездыханная, коли б о стыде думали. Единственную дочь отдать должны были хозяину вулкана! А ты вон сидишь живехонька! На кого б нас оставила, а? О нас с матерью подумала? Что с нами-то б было? Мы для тебя все делали, а ты нам нашу же любовь и заботу в укор-то и поставила! Тьфу! — в сердцах сплюнул староста. — Вот она — благодарность дочерняя!

Редрик брови свел. Алана. Имя это он запомнил. Вот о какой подруге говорила Лисса. Вот чье место заняла.

Девица вскочила, подошла к старосте, обняла его, спрятала лицо на отцовой груди.

— Ты, батюшка, на меня не сердись. Да только не сплю я вторую ночь. Мне Мелисса снится. Просит о ней не забывать и руки тянет… и зовет… зовет… Жалобно так: «Алана-а-а…», — голос у дочери старосты скакнул вверх, надломился.

— Ну-ну, будет тебе, — похлопал Деян дочь по спине. — То сон только. А что есть сон?

— Что? — пискнула девица.

— Муть ночная. Ерунда. Глупость и выдумка. Будет тебе, Алана. Ну, будет. В селении праздник, а ты все пропускаешь, сидя здесь и пол слезами поливая.

Всхлипнула дочь старосты.

— Да как же праздновать! Сердце у меня болит, батюшка. Мучается Мелисса, страдает… вот и снится мне.

— Ну-ну, перестань, дочка. Сама же слышала, что лекарь сказал: микстуру он Мелиссе дал, не почувствует она ничего.

— Правда не почувствует? — подняла Алана заплаканное лицо.

— Отцом-Солнцем клянусь! — кашлянул Деян и тотчас продолжил: — Да и свершилось уж все.

— Да как же свершилось-то? Точно ли, батюшка? Дым-то ведь так и валит из горы той проклятой.

— Вчера ж сама слышала, какой стук оттуда шел. Принял жертву хозяин вулкана. Мелиссе уж все едино. А мы спасены, — решительно рубанул воздух рукой староста. — Будет тебе горевать. Домой пойдем. Матушка тебя ждет. О тебе уж Арвир справлялся. А жениха своего негоже заставлять ждать.

— Арвир… — хлюпнула носом девица. — Кто ж знал, что он такое удумает…

— Ради тебя все! Видишь, до чего его любовь к тебе довела! — довольно пробасил староста.

— Лучше б он мне вовсе не говорил о том, так бы мне его любить проще было…

— Это что еще за речи! Ты ж, почитай, с самого детства, еще босоногой девчонкой, за Арвиром бегала и всем говорила, что вот, мол, вырасту, только за него замуж и пойду. Скоро мечта твоя и исполнится. О будущем думай. Мы с матерью твоей Арвиру теперь по гроб жизни обязаны будем. Не позволил осиротить нас на старость лет.

— Тяжко мне, батюшка, — вздохнула Алана. — А тебе разве нет? Ведь Мелисса мне все равно что сестра была. Помнишь, мы с тобой и матушкой в сиротский дом ходили, чтоб детишкам ватрушек отнести, а там Мелисса, девчушка голубоглазая, подошла ко мне и спросила, я ли ватрушки те пекла? Я ей ответила, что нянюшкиных рук дело, так она попросила, чтоб мы в следующий раз нянюшку с собой привели, уж больно Мелиссе хотелось печь выучиться. И так мне это в сердце запало, что я весь вечер вас с матушкой просила взять ту девчушку к нам, чтоб нянюшка ее и правда стряпать научила, да и мне было б с кем играть.

— Ну взяли ж. Тебе отказа у нас никогда ни в чем не было.

— Взяли, — горько кивнула Алана. — На кухне прислуживать.

— Да уж все лучше, чем в сиротском доме-то!

— Мелисса потом говорила, что благодарить нас никогда не устанет, ведь обучили ее делу любимому.

— Ну! И я о том! Доброе дело для сироты сделали!

Но Алана и не слушала, говорила и говорила, глядя в стену, будто там Мелиссу видела. А Редрик слушал жадно, сам не понимая, зачем стоит и ловит каждое слово.

— Вы-то с матушкой ее так и хотели при себе стряпухой оставить.