— Так ведь а праздник-то как же… — снова дух начал было.
— Не нужно, Огневик, — повела рукой, призывая его смолкнуть, — нечего мне тут праздновать. А ты, супруг, — взглянула на Редрика, — от души повеселись. Благо, тебе есть с кем.
— Хорошо, когда супруги-то разрешение есть, — бросил насмешливое вслед.
Едва сдержалась, чтоб дверью не хлопнуть.
Глава 23
— Хозяин, да вы бы с супругой-то вашей поласковей, того-самого…
Редрик смотрел, как Лиссы платье в дверях исчезает. Ушла — и будто весь огонь кто забрал, хотя пламя в камине все так же ярко полыхало.
— Она ж не со зла, а по недоразумению. Опять же, какой девице по нраву придется, что к супругу-то утешительница заявится, — в словах духа неодобрение и искать не надо было. Голос им так и полнился.
Редрик обернулся, на духа посмотрел с неудовольствием.
— Ты сюда, ежели мне память не изменяет, хозяину вулкана прислуживать приставлен. А не супруге его. Отчего же к Лиссе привязался, будто пес? Около Весты так же крутился? Что-то не припомню тебя в ту проклятую ночь, когда ее бездыханное тело на руках держал. Почему ж к Лиссе пристал, словно репей? Что в ней такого? — И не хотел спрашивать, а слова сами вылетели.
Огневик голову почесал, отчего взметнулись искорки, протрещал что-то невнятное, будто раздумывая, говорить ли, а потом выпалил на одном дыхании:
— Супруга ваша сильная, потому как только она сама у себя на всем белом свете и есть. Она из себя силу черпает. Из огня, что внутри ее. А еще из любви к тем, ради кого в гору эту пришла.
— А Веста? — спросил хозяин вулкана хрипло. Голос не слушался. С духом он никогда до сего дня про Весту не говорил.
Огневик с ноги на ногу переступил.
— Супруга хозяина моего прежнего силу свою в нем обрела. Она духом была слабее супруги вашей.
— Глупости не говори! — Сделал по комнате несколько шагов.
— Слабее, слабее! — запальчиво Огневик подтвердил. И так решительно кивнул, что целый ворох искр рассыпал. — Потому и льнула к хозяину моему прежнему!
— Она свою судьбу храбро встретила! Уж я-то знаю!
— Встретила-то, может статься, и храбро, а слезы лила в этих самых покоях так, что у прежнего хозяина сердце разрывалось. Он ведь ее как увидал, так и пропал.
— Еще б ему не пропасть, — процедил Редрик сквозь стиснутые зубы.
— А уж после обряда, как она жива осталась, счастливей их и не было во всех селениях окрест, — охотно делился воспоминаниями Огневик.
— Умолкни. Уйди, — отрывисто Редрик велел. Отошел к камину, облокотился об полку, лоб горячий прислонил к ладони и глядел, как пламя извивается.
Но дух был уперт. Уж ежели что втемяшилось в огненную голову — не переубедишь.
— А супруга ваша льнуть ни к кому не станет, потому как горда, так-то вот! И с такой-то, как она, особое отношение нужно!
— Особое? — едва не фыркнул, глядя в огонь. — Это какое же? — Удивлен был, ведь впервые дух так разболтался.
— Правду ей скажите, хозяин.
— Какую?
— Знать ей надобно, зачем булочную ее сожгли.
Редрик зубы сжал. И откуда только Огневику все ведомо? Неужто за три десятка лет так хорошо его узнать успел?
Дух будто мысли подслушал.
— Вы ж, того-самого, ничего запросто так не делаете. Уж я-то знаю. А вот девица нет. Знать ей стоит, как ее свои же отравой напоили да обманом сюда отправили.
Хозяин вулкана головой покачал.
— У правды кнуты злые, а жгут так, что раны потом никакими снадобьями не излечишь.
— Зато шрамы после напоминаниями служить станут.
— А надо ли такое напоминание иметь?
Огневик помолчал чуть, потом сказал:
— Вам, может статься, и не надо, а девице на пользу пойдет. К тому ж сами знаете, кто третью ночь к горе приходит.
Редрик хмыкнул только невесело. Скоро шагу ступить из горы нельзя будет, чтоб ни на кого не наткнуться.
— Сам же сказал, что Лисса из любви к тем, кого поклялась защитить, силу черпает. А ты предлагаешь источник тот иссушить и силы ее лишить.
— Не иссушить, а в другое русло направить. — Дух недовольно затрещал. — Не по нраву мне с водицей сравнения. Давайте уж я лучше на огне объясню. Вот огонек горит у девицы в сердце — то любовь к родному селению. А как девица к нам пришла, огонек тот ярче вспыхнул, потому как…
Но хозяин вулкана и не слушал, что там Огневик бормочет. Долго смотрел в пламя, а сам боролся с желанием подглядеть, что Лисса в своих покоях делает.
— Забыл я, каково это — человеком быть, — проговорил медленно, когда дух умолк наконец. — Да только ведомо мне, что такое боль сердечная. Слишком хорошо ведомо. Предпочел бы и вовсе не знать, но выбирать не приходилось. Унять эту боль сложно. А иной раз и невозможно совсем.
— Девица духом сильна, сдюжит. И ежели моего мнения спросить захотите, то вот оно: супруга ваша отношения такого не заслужила. Девицы обходительность любят да доброту.
Вспомнил хозяин вулкана погнутые украшения, что для Лиссы на предстоящий праздник мастерил. Вспомнил поломанные вещицы, которые долгими вечерами зимними ковал, а еще почерневший золотой ободок кольца венчального в горниле. Понял, какую боль она испытала, когда пепелище заместо булочной увидела, но и свою боль забыть не мог.
— Она в кузне моей погром устроила!