Разожги огонь

Что тратил я, то было у меня; что отдавал я, то есть у меня; что оставлял себе, то потерял я.

Из эпитафии Роберту Берксу, 1579 год

Мы неохотно отдаем по трем причинам: чувствуем, что обособлены от самих себя, далеки от других или от самой жизни. Это ощущение отдаленности приводит к иллюзии, будто мы мало что можем отдать или должны получить больше для себя. Исчерпанные или эгоистичные = обособленные.

Если мы считаем, будто окружающие обходятся с нами плохо и мы от них далеки, то можем ориентироваться на то, что способны получить из внешнего мира: кто нам должен, как нам добиться преимущества, манипулировать системой ради собственной выгоды. Для нас становится главным, кто с нами плохо обошелся, что мы так и не получили от родителей, насколько лучше жилось нашим двоюродным сестрам и братьям и как легко оказалось приятелю получить рабочее место, на которое мы метили. Такая озлобленность — благодатная почва для цинизма, мышления в духе «я против них» и установки, которая в зародыше подавляет щедрость: «Я вкалывала, чтобы все это получить, а теперь повкалывай ты!»

Или, может быть, мы так завязли в чувстве собственной неполноценности, что даже не считаем, будто достойны чего-то большего. Мы довольствуемся тем, что получаем. Мы вообще не понимаем, как повысить ценность своего общения или сообщества. Конечно, это самое трагичное заблуждение, которое возникает, если вас обманывали или не любили.

Отдавать нам мешает и туман невежества. Мы вырастаем в своем мирке, где бы ни жили — в особняке или государственном жилье для бедных, пройдя школу улицы или не испытывая ни в чем недостатка. Из-за ряда обстоятельств мы просто не знаем жизни за пределами своего мирка. Некоторые живут в нем до самой смерти. Сопереживания нельзя добиться силой, но к сочувствию всегда можно найти доступ, ведь оно живет у вас в сердце. Стоит надеяться, что жизнь подведет нас к новой двери и мы не только увидим различные проявления демократии, страданий и находчивости на планете, но и будем поражены этим настолько, что сделаем свой вклад в нечто большее, чем поддержание собственной жизнедеятельности. А в итоге, возможно, потребность отдавать станет данностью.

Пусть чужая боль станет вам ближе

Отдавайте до боли.

Далай-лама

Отдавая, вы рискуете получить глубокие душевные раны, поэтому вполне логично пытаться защитить себя.

Когда-то я работала промоутером в парфюмерном отделе универмага. Одной из тех девушек, которые любезно спрашивают, можно ли брызнуть на вас новым ароматом «Лё Фру-Фру»? Я носила каблуки и блузку с большими подплечниками.

По дороге на работу я каждый день видела у дверей универмага уличного музыканта, играющего за монетки. Он был потрясающе красив: высокий брюнет с нежными карими глазами. Представьте себе Хью Джекмана с французским акцентом. Он был такой парижанин, о-ля-ля! Всегда улыбался и исполнял песни Эдит Пиаф, играя на аккордеоне. На нем были белая рубашка, кроссовки и… клоунский нос.

От его смирения и достоинства у меня щемило сердце.

Я не могла отвести от него глаз, но не решалась посмотреть открыто и поэтому ни разу не бросила ему даже пяти центов. Каждый будний день, много недель подряд я проходила мимо и только видела, как туристы и дети подходят и бросают деньги в его футляр для аккордеона, обитый внутри бордовым бархатом.

Я раздумывала, как он дошел до такой жизни — петь за мелочь возле универмага Hudson’s Bay Company. А потом однажды прочитала про него в местной газете: его звали Марк. «Я надеюсь сделать хорошее Рождество для своей семьи» (он говорил с акцентом). У него были дети, и эти монеты действительно были ему нужны.

Перед каждым днем получки у меня обычно оставалось десять долларов — как раз хватало на проезд и буррито. Однажды я набралась смелости: цокая каблуками, подошла к его футляру, неуклюже и поспешно бросила туда пять долларов и пошла дальше. А потом резко свернула в ближайший переулок, уткнулась лицом в сумочку и расплакалась.

Я почувствовала, что стала участником его унижения. Мне было стыдно, что я столько раз проходила мимо, не глядя ему в глаза. Я почувствовала себя беднячкой.

Но этот приступ стыда подвел меня к нужному выводу: иногда мы отдаем неохотно, потому что нам больно приближаться к человеку, который нуждается и страдает. Иногда легче отгородиться от человека, чем соприкоснуться с его болью.