Он не позвонил. Ни сразу, ни на следующий день. Ни потом.
ФатИма места себе не находила. Такой ломки она ещё не знала. Думала, после родителей её уже ничего не затронет, но это опять было…
невыносимо. Никак не выкинуть из головы. Никуда не спрятаться. От этой тучи, следующей за ней по пятам, и поливающей пронизывающей промозглой безнадежностью.
Они совсем расстались? Совсем, да?
Он, вроде, не кричал на неё И не прогонял.
Но и не сделал ничего такого, чтоб остановить. Ничего особенного. Просто отмахнулся. Как от надоевшей мухи!
Нет, ну правда! Кто она, и где он! Не слишком ли он много себе позволил наговорить?!!! Как такое простить?!
Но эти ночные обнимашки – настоящая наркомания. Такое, за что не жалко и гордости.
Хотя жалко.
Интересно, хорошо, что они дальше не зашли?
Или плохо? Или все же хорошо? Как она сейчас чувствовала б себя, случись это.
Он был прав?
Но теперь ничего такого, чего она практически требовала, в голову не приходило. Хотелось просто уткнуться мордочкой в его майку, и раствориться. И ни одной мысли больше, одна светлая осязаемая меланхолия… и вот оно – счастье.
Если б только был хоть один шанс испытать это снова. Если б только…
Да не нужно оно ему, видимо! Иначе хоть попытался бы!
А он не попытался. Совсем не попытался. Это душило разочарованием, крушением и спазмами в горле, выдавливающими влагу на щеки.
Интересно, чего он там? Он так переживал за этот матч. Там должен был быть его первый тренер.
Её одолевало бессилие. Она четвертый день не появлялась в институте. Хотелось просто отключиться.
Хотелось просто всё время представлять, что ничего не закончилось, спрятавшись от реальности. И возвращать его себе своим сорвавшимся с предохранителей воображением.
Интересно, что он там делает сейчас?
Без неё…
Глава 10. Может, можно
Дверной звонок оторвал Макса от стола, где он апатично пытался достать ложкой с донышка консервной банки остатки кукурузы. Ромка посреди зала всем своим видом показал, что его игра, запущенная на плейстейшне – не подождет, и пришлось идти открывать самому. Хозяйка квартиры, наверное. Приходит иногда под всякими предлогами, чтоб порядок посмотреть. Многие квартиры, в которых размещены ребята, принадлежат клубу, но не эта. Увы.
Он распахнул дверь, и глаза распахнулись сами. На пороге стояла замерзшая Фати, и смотрела прямо в его голую грудь. Потом подняла взгляд бездомного щенка.
– Можно?
– Можно. – неловко отступил он, пропуская.
Если б ему рассказали о таком случае, он точно по-братски поздравил бы парня. С победой. Безоговорочной. Но сам он такого не ощущал. Вообще ничего не ощущал, кроме смятения, которое как дамба, удерживало поток сокрушительного, сметающего с ног, разрывающего на части
облегчения.
Ромка обернулся, исполнил комичное лицо, и тут же исчез за дверью своей комнаты.
Макс мимоходом нырнул в ванну, чтоб накинуть майку. Как защиту.
– Чаю?
– Да.
– Там дождь, да?
– Ага. И холодно.
– Замерзла?
– Нет. Немного.
Фиг с ней, её дело. Её не переделаешь, не перевоспитаешь. Нравится мерзнуть – пожалуйста. Он промолчит. Сегодня. Только б не заводилась. И не убегала.
– Ты на такси хоть? Как там Алинка? Ты от неё же, да? – выкинул он ей спасательный круг, хотя почему-то был уверен… что просто помогает ей. Избежать неловкости.
– А? Да. Ну как-бы. – Даже не потрудилась схватиться за подсказку она.
– Может, есть хочешь. Ромка тут сварил какой то суп.
– Давай. А хлеб есть?
– Счас.
Он отвернулся к кастрюле, орудуя лучшим приспособлением, что знал на кухне: половником. В этот момент, смотря почти в спину, она
захлебнулась. Новое пространство затопило её, до самых дальних уголков нутра. Просочилось в самые узкие протоки. Очерчивая и ощупывая взглядом его очертания, она молча призналась себе. Что да.
Люблю. Вот именно так это и выглядит. И с этим моментом, когда он – рядом, и обращается к тебе, ничего не может сравниться. И мир претерпевает какие-то невиданные метаморфозы, отзываясь внутри и снаружи на каждое его движение, удивляя своими красками. И каждая мелочь в этот момент – глобальна и грандиозна, и отсылает сигналы куда-то в космос, записываясь там во вселенские архивы, как нечто поистине значительное. Не может такое стать уделом лишь только её памяти! Такое – большооое…
И это происходит не вчера и не завтра – сейчас. В моменте. И просто удивляешься, как может так ровно звучать собственный голос, когда вся сама звучишь натянутыми струнками.
– Так пойдет?
– Отлично.
Он уселся напротив. И оторвал зубами от большого ломтя батона. Она наблюдала, упиваясь его безалаберностью. Уютный такой.
– Макс.
– М?
– А мы ещё – вместе?
Он замер, перестав жевать. Бросив в неё какое-то мимолетное безмолвное подозрительное «неужто», словно его поразил не смысл её вопроса, а его форма. И тут же снова спрятал мысли.
Неужто, а? Спрашивает – не утверждает! Какое-то слово и за ним, да?