Разработка

– Не крысы, а крыса. Одна штука. Председатель – тот, кто передает взятки. Наша ошибка заключалась в том, что мы позволили одному человеку взять все контакты себе. Он освоился, и поскольку сам – далеко не дурак, то…

– Понятно! – вскочил и забегал по кухне, забыв про чай, Александр Сергеевич. – Чего тарахтеть! Значит так надо: под залегендированным предлогом встретиться с парой чиновников из крупных. Разговор поведи так, чтобы они от тебя услышали про истинные суммы, которые мы им должны были выплатить и готовы выплачивать в дальнейшем. Удивись их удивлению и сделай так, чтобы они устроили мини-скандал без выноса сора из избы. Так как юридически мы платим копейки, то фактическую сторону мало кто знает… Исходя из вышеизложенного, мы занимаем позицию оскорбленных в лучших чувствах. Типа, нам противно, и все такое… Пусть с председателем разбираются чинушки и другие члены ассоциации. Уверен, что некоторые не сдержатся и в сердцах наугрожают. И вот через пару дней после разбора полетов и его смещения и изгнания… Ты его имущественное положение проверял?

– Конечно. Огромная хата, кухня в мраморе.

– Очень хорошо. – Юнгеров сел и снова отхлебнул чаю. – Так вот, хату – сжечь! И не дверь, а всю квартиру, до основания! Зачем? А затем, чтобы потом некий водевильный злодей позвонил ему на мобильник: «Получил, мразь?! Не советуем ремонтировать, сожжем снова, зарежем…», ну и так далее. Он, конечно же, ломанется к ментам. А злодей должен ему позвонить с таксофонной карты, чтобы, когда менты все перепроверят и карту эту вычислят, чтобы на ней был еще звонок к… Кто там еще самый высокомерный в ассоциации?

– Жданов.

– Вот, чтобы на карте еще был звонок Жданову. Мол, братва наугрожала и тут же отзвонилась Жданову и отчиталась. Точка. И с этого времени взятки носит наш человек. Надо будет – свой гешефт отдадим. Перетянем на себя одеяло, и затем, под ассоциацию, чинушки образованные нам решат все другие вопросы. Так что – нет худа без добра.

– Мудро, – бесстрастно отозвался Ермилов. – Мудро, Христофор Бонифатьевич[15]. А ты уверен, что лучший вид на этот город – из кабины пикирующего бомбардировщика?

Юнгеров засмеялся:

– Намекаешь на то, что я давно уже не Юнкерс, а солидный предприниматель-капиталист? Ладно, извини за этот розыгрыш. Отставить самовозгорание проводки. Будем жить по-новому, так сказать, с человеческим лицом. Просто выгнать его, как пса плешивого, и всему городу объявить, кто таков. Он ведь уже привык жить хорошо. Затраты по уровню. Тяжело ему будет с девяносто восьмого на семьдесят шестой бензин пересаживаться. А ты проследи за тем, чтобы его никто не посмел взять на серьезную работу. Вопросы?

– Никак нет.

По лицу Юрия Петровича было абсолютно непонятно – поверил он в «розыгрыш» или решил, что Юнкерс просто ловко вывернулся после слишком грубоватого для нынешнего времени захода на атаку. Александр Сергеевич правильно истолковал бесстрастность своего советника по безопасности (или «старпома», как он его еще называл). Юнгеров усмехнулся и тихо спросил:

– Петрович, я тебе никогда не рассказывал, как однажды чуть было бесповоротно не изменил свою судьбу?

«Старпом» молча качнул головой.

– Тогда слушай. Заодно узнаешь, что я понимаю под бесповоротным изменением судьбы. Давным-давно вспыхнуло во мне… ну, назовем это злостью. Ефим такой, знаешь его, конечно, довел меня. Вот ну, на каждой стрелке, кроме как с моими, везде кричал, что я – мент. Почему – непонятно. Оснований – никаких, кроме того, что мы с ним всегда друг друга недолюбливали. Кстати, сам-то Ефим, как выяснилось позже, состоял на связи в РУБОПе…[16] нет, тогда еще ОРБ[17] было, под ласковым псевдонимом «Котов». Ну вот. Стало быть, этот Ефим-«Котов» везде орет, что я-де мент, а его люди подговаривают одного фраера, чтобы он на меня заяву написал. Ну, полный пиздец с перебором. Короче, у меня все забурлило, взял я пулеметик Дегтярева, подъехал на битой «копеечке» к тыльной стороне бани строившейся, которая аккурат напротив его кафе «Вечер» возводилась, и залег, как в кино про партизан. Все продумал, подстилочку положил, чтоб не жестко и не холодно было… Лежу я, значит, с пулеметом в обнимку, а прямо передо мной – выход из кафе, все в огнях, все, как на ладони. Думаю, вот, мол, они выходить сейчас начнут – тут я их и причешу. Передернул затвор… Красиво, да?

Лицо Ермилова выражало удивление. Мысленно он перебирал все крупные расстрелы того времени, но о пальбе у «Вечера» ничего почему-то не вспоминалось.

– Продолжай, – сказал Юрий Петрович, потерев висок. – Никогда ни о чем подобном не слышал…

Юнкерс усмехнулся: