Разрешаю любить или все еще будет

Как я ждал писем от Кустиной трудно и представить. Они все не приходили. Мне ничего не оставалось делать, как соглашаться с ее доводами. Я девушке верил, хотя и переживал, торопил время: вот только закончиться курс этой самой трудной дисциплины. А он закончиться. Уж тогда Ната мне будет писать, чуть ли не каждый день. Но после мне кто-то из солдат сказал, что на третьем курсе есть еще один предмет не менее сложный. Его сдал можно и жениться.

— Это что же получается, я зря жду писем, — спросил я у него.

— Получается, что зря, — ответил он и, как оказалось, был прав: моим радужным мечтам не суждено было сбыться.

Наша часть была ракетной. Территория нашей страны должна была быть недосягаемой для противника — врага. Первые полгода службы я трудился как вол, но не зря — успешно освоил воинскую профессию, стал классным специалистом.

Занятия требовали от меня полной самоотдачи. Я был чрезмерно занят. Наверное, это меня и спасло — удержался, не раскис, когда о тайном, неизвестном из жизни Кустиной узнал от своего друга Жени: он прямо без обиняков сообщил мне: «Юра, Наташа вышла замуж». Его письмо я получил перед началом командно-штабных учений. Уже на следующий день, меня и моих товарищей подняли по тревоге среди ночи и бросили на выполнение боевой задачи. На поле думать о Нате я не мог — был не в состоянии и лишь возвратившись в часть дал волю чувствам: «Ната-Ната, что я тебе такое сделал? — не раз мысленно задавал я ей свой вопрос. — Отчего ты так со мной поступила». Я не понимал ее поступок. Он не был благоразумным. Наташа просто поспешила. Ну, пусть бы она была дипломированным инженером, работала, а то ведь ей еще учиться и учиться. Всего лишь второй курс. Подобного я мог ожидать от кого угодно, но не от нее. Зачем Кустиной бросаться головой вниз? Зачем?

Мой друг не знал моего состояния. Женя ждал от меня успокоительных таблеток — писем. Что я мог поделать. Мне пришлось исписать не один лист бумаги. Во время переписки Фоков ничего не утаил и полностью открылся передо мной. Он описал даже то, как ему удалось вместе с Наташей поступить в один и тот же вуз. Отец моего друга Станислав Александрович толкал парня в гуманитарный, на журналистику. Женя имел склонность — неплохо писал в школе сочинения, но Кустина для него была важнее всего, даже собственной карьеры. Фоков в подробностях рассказал мне о своем неудачном самоубийстве. Я, начитавшись его писем, испугался — парень мог сорваться, и по этой причине все предпринял возможное и невозможное, чтобы его успокоить. Не знаю, каким образом, но он выбрался из состояния депрессии. Наверное, мои теплые слова ему помогли. Хотя, что я мог сделать, находясь далеко от дома. Я сам был не в лучшем положении. Однажды, мы маршировали по плацу и командир взвода, заметив, как я с силой бью ногами асфальт, сказал:

— Рядовой Шакин ты там полегче-полегче, а то разворотишь плац, где тогда нам заниматься строевой? — и усмехнулся.

Как я не крепился, не выдержал и однажды написал родителям — захотел узнать подробности, не терпелось. Может быть, над Фоковым кто-нибудь из ребят подшутил — разыграл его и он зря беснуется.

Мне ответила мать. Она сообщила: «Свадьба Наташи с Михаилом Потаповичем — учителем была тихой. Большинство сельчан о ней и не знали. Далее она рассказала мне о том, что Наташа как жила у своих родителей, так и живет. Правда ее замужество, — сделала акцент мать, — позволит в будущем молодым получить квартиру. Наташа всегда была девушкой практичной. Может это и хорошо, что она определилась. Твоя судьба — не ее судьба! Все ваши встречи — это детство. Я о том знала».

Мне нужно было забыть о Нате. Однако я не мог. Замужество Кустиной меня сильно затронуло. Мой сосед однажды среди ночи разбудил меня. Прежде он долго толкал меня в бок. Я с трудом открыл глаза.

— Юра, ты, что это раскричался. Я уж думал тревога. Спи!

Я криво улыбнулся, поправил для вида подушку и сказал:

— Извини друг, какая-то чертовщина приснилась.

После этого случая я свои переживания постарался запрятать как можно глубже, чтобы не один нерв не дрогнул.

Из дома — чаще от отца, чем от матери ко мне приходили беспокойные письма. Они касались будущего нашего села.

Я отца не понимал и торопил время окончания службы. Город наступал стремительно. Мне не терпелось стать городским жителем.

Весть о переезде Михаила Ромуальдовича, Нины Васильевны и Наты на новое место жительства я принял спокойно, как что-то должное, и отнесся к ней без волнения. Мой друг Евгений также переехал и сразу же без замедления сообщил мне свой новый адрес. Ната молчала, и друг молчал, о ней ничего не писал. Будто ее и не было.

Прошло всего лишь более года, я и предположить не мог, что, отправляясь служить в армию, могу потерять свою девушку. Пусть я ей и не клялся в любви, но она ведь видела, что мне небезразлична и так поступила. Это не простительно.