Разрешенная фантастика – 1

Слуга с букетом должен был ждать этого момента уже у двери!

Здесь ему приходилось следовать условностям и устоям этого Мира.

А его Власть Имущие – сплошь малограмотные самодуры, отличающиеся дикостью и необузданностью нравов, и фанатичной приверженностью Этикету. Культивирующие физическую силу и выносливость. Так что садовник ещё хорошо отделался – человек старался всё же голов зря не рубить.

Хорошего специалиста казнить нетрудно, а вот воспитать и обучить нового – о-о!..

Все его люди боялись его, но уважали, как мало кого – казнил Фон Гертц только за уж абсолютно вопиющие безобразия! Например – за наглый взгляд на его Жену!

Перейдя в Обеденный зал, человек с аппетитом съел завтрак из свежайших продуктов. Он тщательно скрывал нетерпение, пока Отведыватель откусил и отпил от всех блюд и из всех кубков. (Поскольку внутренним взором видел и так – всё в порядке с едой и вином!) Восхитительный запах заставлял трепетать ноздри и выделяться – слюну.

Поскольку экология здесь не знала ни продуктов переработки нефти, ни АЭС, ни прочих техногенных чудес, чтобы привыкнуть к «девственному», весьма недосолённому и пресному вкусу продуктов, опять понадобится время…

Человек хоть и уважал пряности, но не злоупотреблял: уж больно они здесь дороги. Везти можно только караванами верблюдов, и – за тридевять земель. Через пустыни и джунгли. И – не один год! «Великий шёлковый путь!», будь он неладен…

То, что он один восседает во главе стола, куда легко было (и практически каждый месяц такое и случалось) рассадить пятьдесят чванливых вельмож с жёнами и детьми, а из прислуги даже сейчас можно составить чуть не взвод, его не смущало, как бывало вначале, когда он только начал осваивать эту Реальность… Лёгкое движение брови вызвало мгновенную реакцию виночерпия: подали и налили другое вино.

После завтрака состоялась прогулка верхом, в окружении отряда телохранителей. Не без гордости милорд барон оглядел свои ухоженные парки (хотя здесь не понимали, что такое «ландшафтный», да ещё «дизайн», человек распорядился: в парке имелись и замшелые гранитные глыбы, и приветливые цветочно-пахучие поляны, и «густые» буреломы, сквозь которые были проложены аккуратные мощённые дорожки – всё для уединения и отдыха. Души и взора. (От «Цивилизации».)

Чистые пруды. (Которые крестьяне регулярно чистили, вынося вонючий, но чертовски плодородный ил себе на поля – поэтому урожайность на землях вассалов, кстати говоря, куда лучше, чем у соседей. Но уж он не собирался делиться «ноу-хау».)

Возделанные поля. (Когда начинать посевную, чтоб ростки не выбило вернувшимися заморозками, человек «своим» сообщал, потому что заботился узнавать – поэтому кое-кто из землепашцев считал его чернокнижником. Или Пророком. Вот только попробовали бы они об этом кому заикнуться – костёр светил как раз заикнувшемуся!..)

Тенистые леса в вотчине, разумеется, тоже имелись, однако грибы и ягоды человек оставлял всё тем же крестьянам – хотя, конечно, забирал часть в виде оброка.

И, разумеется, Фамильный Замок: чёрная монументальная громада на изогнутом утёсе… А неплохо смотрится новая, надстроенная, Главная Башня. Не зря поднял: оттуда все его и большая часть соседских ленных владений – как на ладони.

Затем человек отправился в фехтовальный зал, где более двух часов упражнялся с лучшими учителями, загоняв этих троих здоровенных местных, и одного гибкого и подвижного – из Мавритании – молодцов до полуизнеможения: Знатный Вельможа должен владеть мечом, кинжалом, алебардой и всем остальным оружием так, чтобы легко справиться с десятком простых воинов. Или хоть сотней смердов! Пришлось даже в середине занятий сменить кружевную сорочку: он пропотел, как вьючный мул…

С выносливостью, реакцией и силой у человека всё оказалось в порядке. Впрочем, как и всегда.

Пока он плавал в отделанном изумрудно-небесного цвета плиткой бассейне, а менестрели услаждали его слух печальными рыцарскими балладами и фривольными народными частушками. Затем его вытирали и вновь одевали, а человек слушал Эконома – отчёт о собранных податях и налогах.

Всё было в порядке. Воровать (как случалось у некоторых нерадивых вельмож) у человека не осмеливался больше никто: барон владел грамотой и счётом (Вот уж редкость!) получше расчётчиков, бухгалтеров и экономов. Хотя посадить на кол пришлось четырнадцать человек: уж от привычки взять то, что якобы «плохо лежит», отучить труднее всего: причём – во все времена!

Не объяснять же этим завидущим плебеям с загребущими лапками, что он читает в их приземлённых и мелочных мозгах, как в открытой книге! Приходилось делать вид, что проверяет ведомости – уж он знал, где подчищено-подправлено-недописано!

Управлял баронской вотчиной человек обычно после обеда – во время обеда полагалось вести «светский диалог» со вставшей и одевшейся, наконец, во все эти жутко сложно-навороченные роскошные тряпки, женой, и её расфуфыренными фрейлинами. Поскольку часть из них специализировалась на политике, науке, литературе и искусстве, поговорить, в принципе, всегда находилось о чём. За обедом он не скучал.