Разрозненная Русь

- К купчихе Смоляниной... Оставь, сам я приберу.

Дворецкий что-то держал подмышками: длинное, завернутое в старый кафтан.

Спустились вниз, вышли на площадь.

- Вон туда иди, - махнул рукой Анбал в сторону видневшейся серебряной маковки домашней деревянной церквушки с золотым крестом за высоким тыном - через площадь, под городскими стенами. - Скажешь, что князь велел поселить, - усмехнулся.

К Фотию спешил (заждался!) его холоп Бурдулай - в годах, широк, высок, не по-летнему тепло одет - черная борода коротко пострижена. Он вел двух лошадей с седлами: переметные сумы свисали с обоих сторон. Радостно улыбаясь, бросился к своему господину, вытащил хлеб, кус копченого мяса:

- На-ко, дитятко, ешь!.. Я уж начал бояться за тебя...

Отошли к ротонде - напротив дворца и собора, - где из-под земли бил родник. Струя хрустальной воды на полметра поднималась и падала на обустроенный лоток. Вокруг сидели странники, купцы, просто зеваки - мочили сухари, ели, запивая ключевой водой - кто ладошкой черпал, кто ковшом.

Фотий любовался изукрашенным цветными камнями лотком. Поднимал глаза и радовался каменным узорьям дворца и собора, ротонды. "Такая же ротонда, как и в Киеве, но только эта покрасивше будет!"

Как вкусна была еда, как приятно было запивать еду прохладной водой.

Бурдулай ел аккуратно, красиво - будто и не холоп... "Какой!.. Не зря мой отец его со мной послал. И не силой, а любовью к нам держится - как пес верный!.."

Поели. Перекрестились золоту креста на соборной главе.

- Пошли, - Фотий взял под уздцы одну из лошадей, повел за собой.

В купеческий двор их не пустили. Сторож закричал, замахнулся копьем...

Бурдулай сверкнул черными глазами, вопросительно посмотрел на Фотия: "Может отпихнуть его?.." Но отрок заговорил с воротником ласково и достойно:

- Ты не кричи, мы люди князьи. К купчихе Смоляниной на житье поставлены. Проводи-ко к ней...

Во дворе появилась стройная молодая женщина со служанкой. Сторож подбежал к ней, поклонился, что-то сказал - она кивнула, остановилась, стала их ждать.

Они вошли во двор... По мере приближения к купчихе Фотий все более и более краснел: страх брал его - до мурашек на коже была она красива!.. Она тоже удивленно смотрела своими ясными карими глазками на смуглом лице. Прекрасное ее личико как будто светилось...

"Господи! - Фотий чуть не вскрикнул. - Да что же это такое!.." Большие голубые глаза его "застеклянели". Взгляды их встретились и слились.. Нежный, ласковый женский - заворожил... Он очнулся: круглые лукавые глазки ее улыбались.

- Тебе что, отрок, надобно?

- К тебе... Купчиха...

- Меня зовут Чеславой (крещена Марией).

- К тебе велел идти князь и стать в дом...

Женщина смутилась, сквозь смуглоту на щеках выступил румянец, губки бантиком раскрылись:

- Это не ко мне... Это к матушке...

10

Два брата: князья - Юрьевичи - Всеволод и Михалко - слезли с коней. Михалку помог стремянной. Всеволод - молодой, двадцатилетний - соскочил сам.

Под большим раскидистым дубом на краю лугового леса слуги разложили ковры, середину накрыли скатертью - из белого холста, - вытащили снедь из сумов, поставили вина в сосудах.

На крупном смуглом лице Всеволода блеснули темно-карие глаза: "Любит брат, как и я, греческие вина - в Торческе и то в медушах одни только вина держал..."

Налили сами - слуг отослали в сторону: "Нам поговорить надо!" Выпили. Заели копченой свининой. Князь Михалко - небольшой, длинные начинающие седеть волосы свисали на плечи; узкая светлая борода - до пупа, под ней золотой наперсный крест с горящими на солнце каменьями; в белой расшитой сорочке. Он больше походил на монаха...

"На десять лет только старше меня, а уже как старик!.. И какие мы разные! - ведь от одного отца-матери", - подумал Всеволод и перевел взгляд на цветущий луг. На синеющие вдали воды Десны, на правом возвышенном берегу которого искрились купола храмов и церквей - среди них выделялись золоченные купола Борисоглебского и Спасского соборов в детинце Чернигова... Нижние части хором и жилища черного люда не было видно - городские стены на валу и детинец закрывали их...

Стрекотали кузнечики в траве, гудели шмели, пчелы - в небе с одиночными белоснежными облаками, висело солнце - оно огненным золотистым шаром прилепилось к голубой тверди и изливало оттуда потоки горячих ослепительных лучей... Травы млели, испуская нежнейший аромат. Пахло цветами, медом...

- Всеволодушка, я пригласил тебя не на охоту - сам знаешь, я не любитель такого пустого времяпровождения - а для разговора.

- Знаю. Знаю даже что ты мне скажешь...

- Нет, не знаешь!.. Я хочу уйти из мира... - в монастырь... Жаль только дочь!..

Всеволод удивился, черные брови переломились, полезли вверх..

- Ну, вот сейчас ты знаешь, что хочу сказать... - Михалко вновь наполнил кубки: - Хочу отговорить тебя от такого греха, Святослава Всеволодовича тоже умолить не вмешиваться... Не хочу, чтобы кровь нашего брата пролилась...

- Я тоже не хочу! - привстал на колени, смотрел, не мигая, в глаза старшего брата.

Светлые глаза Михалка - обычно добрые, ласковые - зажглись гневом: