Разрозненная Русь

К длинным тяжелым однодревкам приделали уключины для двух пар весел. Плохо просушенные и просмоленные - сырое дерево не впитывает глубоко деготь - они сидели низко в воде. В лодках уселись по шесть-семь человек: в середине двое гребут, другие сидят напротив - отдыхают, смотрят на них, по сторонам, разговаривают; один (старший в лодке) на корме: правит; носовая часть загружена вещами, оружием, небольшой съестной припас в кожаных мешках...

У всех радостные лица: засиделись!.. Спокойная разлившаяся Старица (такая родная!) медленно текла; легкий встречный ветерок освежал, низко наклонившиеся над водой ивы, кусты смородины (только что распустившиеся), безмолвно провожали в дальний неведомый путь. Гребцы, обмотав кусками кожи ладони, поскрипывая уключинами, гребли - сильными толчками - гнали лодки вниз по течению...

Необозримые водные просторы Камы встретили резким юго-западным ветром, холодными брызгами... Ветер с каждым часом усиливался и усиливался... Огромный бурлящий поток шел навстречу им и ветру. Две гигантские силы: течения и ветра боролись - встречный (низовой) ветер, поднимая крутые высокие волны, гнал их по поверхности вверх, а течение, борясь, крутя в огромных водоворотах желто-мутные весенне-паводковые воды, с всепреодолевающей силой давило, заставляя течь, двигаться вниз необъятную массу талой воды... Волны и течение шли навстречу друг другу - кто кого!

Гребли изо всех сил (гнулись весла), но пенистые высокие гребни волн догоняли и обрушивались ледяной водой...

Из мутных текучих - идущих в двух противоположных направлениях: сверху, гонимые ветром, и понизу встречно - вод повеяло смертью и жутью. Вмиг преобразились мужики - спокойно-веселого состояния как не бывало. Послышались громкие крики, команды десятников, лодки стали заворачивать к ближнему правому крутому берегу Камы; вычерпывали воду из лодок кто чем...

Булгак осматривался по сторонам - ни одного слова не молвил он, - его лохматую голову трепал бешеный ветер, глаза из-под мохнатых бровей лучились неистовой силой. Все делалось так, как было нужно: все опытны, знают свое дело. Он редко испытывал страх, но тут испугался - не за себя... - случись лодкам нахлебаться воды - никто не выплывет, даже держась за перевернутую долбленку: тело скрутит судорога, закоченеет - не шевельнешь ни рукой, ни ногой и еще живой пойдешь в глубь...

Солнце (сквозь пепельные тучи) все равно пригревало лицо, руки, хотя кругом - холод от: огромного движущегося бугристо-холмистого безбрежного простора, брызг - окатывающих ледяных потоков...

Вот уж осталось несколько саженей до прибрежной полосы, защищенной от волн, выступающей длинной косой, когда одна из рядом плывущих лодок вдруг накренилась, повернулась боком и накрылась набежавшей волной, ушла под воду...

Булгак громко крикнул:

- Табань веслами! - сам резко дернул кормовым веслом, стараясь затормозить...

Лодка ватажного ватамана как будто уткнулась во что-то невидимое... Булгак, повернувшись назад, увидел мелькнувшее между гребнями волн днище и тут же захлебнувшиеся и скрывшиеся в воде головы...

Огромная волна шлепнула по корме, ударила в грудь Булгаку и выкинула из лодки. Оставшиеся дико и страшно закричали...

Десятник Демка, плывущий рядом (на другой лодке), свесившись с кормы своей лодки, кинул конец веревки в то место, куда только что смыло старшого...

Был миг, когда Булгак не мог понять, что с ним произошло, - только почувствовал, что случилось непоправимое, смертельно опасное!..

Тяжелая одежда потянула вниз - в глубину, на смерть!.. Грудь стянуло леденящим свинцовым обручем. Он уже не мог терпеть без воздуха - глотнул воду, затрясло его в кашле под водой, перевернуло, закрутило - приложив страшное усилие, руками, ногами, всем телом рванулся из-под жути, из объятий того, что его тащило в глубь, в пучину - смерть... Еще взмах руками, еще и еще - толчками ног помогал, - и он неожиданно оказался между гребнями волн, глотнул сладчайший воздух, - подумалось: "Как я мог жить и дышать им и не замечать!.." - чуть не разорвало легкие - боль!.. Осилил себя, не выпустил из груди крик ужаса (замычал только), ничего не видно, кроме нависших движущихся вод, и тут его как ударило молнией - прояснило: "Я же тону!.. Погибаю!!!" - захотелось дико жить! Слетели все наносные напридуманные мысли, мелькнула прожитая жизнь... родные, близкие... Настенька, которую бросил-оставил в Великом Новгороде... "Как мог я ее, русскую из славян, променять на этих полудиких, рыжеволосых, узкоглазых?!.. Никто не поможет - только сам!.." - руки гребли изо всех сил, ноги отяжелели, но все-таки держался наверху и успевал между гребнями волн вдохнуть (выдыхал в воду)... Он вновь был самим собой - русским, со своими богами языческими, характером, духом: "Моя судьба в моих руках!.." Он, как его предки, деды и отцы, не сдавался, не отдавался обстоятельствам, чей-либо воле; не отдавал свою жизнь, опустив руки, упав духом, на волю пришлому иноземцу Богу, завезенному и насильно прививаемому...