Мы убрали блюдо обратно в холодильник, неловко пошутили, но разговаривали приглушёнными, смущёнными голосами, потом поднялись наверх и разошлись по своим спальням. Я улёгся в постель, и дурные сны набросились на меня ещё до того, как я успел закрыть глаза. Наручные часы вдруг начали невыносимо громко тикать в темноте. Прошёл бесконечно долгий промежуток времени, и вдруг я услышал пронзительный вопль.
Нет ничего удивительного в женских воплях, но, когда визжит мужчина — а это случается нечасто, — кровь стынет жилах. Казалось, крик раздаётся со всех сторон одновременно, мне даже почудилось, что я могу разобрать отдельные слова: «Теперь я знаю, почему они оставили меня в живых!»
Я распахнул дверь и увидел бегущего по коридору Тинсли, вся его одежда была мокрой. Заметив меня, он повернулся и прокричал:
— Ради Бога, держись от меня подальше, Стив, не прикасайся ко мне, иначе это произойдёт с тобой! Я ошибался! Да, я ошибался, но как же близко мне удалось подобраться к правде!
Прежде чем я успел хоть что-то предпринять, Тинсли сбежал по лестнице и захлопнул за собой дверь. Неожиданно рядом со мной возникла Сьюзен:
— На этот раз он окончательно спятил. Стив, нам необходимо остановить его.
Моё внимание привлёк шум, доносившийся из ванной. Заглянув туда, я выключил обжигающую воду, которая с шипением разбивалась о жёлтый кафель пола.
Заработал двигатель машины Билла, послышался скрежет коробки передач, и машина на безумной скорости выскочила на дорогу.
— Нужно ехать за ним, — настаивала Сьюзен. — Он убьёт себя! Тинсли пытается от чего-то убежать. Где твоя машина?
Мы бросились к моему автомобилю. Пронзительный ветер трепал волосы Сьюзен, холодные звёзды равнодушно смотрели на нас сверху вниз. Мы забрались в машину, немного прогрели мотор и выехали на дорогу, задыхающиеся и смущённые.
— В какую сторону?
— Я уверена, что он поехал на восток.
— Значит, на восток. — Я нажал на газ и пробормотал: — О Билл, идиот, болван. Сбавь скорость. Вернись. Подожди меня, безумец.
Я почувствовал, как рука Сьюзен крепко сжала мой локоть.
— Быстрее! — прошептала она.
— Мы едем со скоростью шестьдесят миль, а впереди крутые повороты!
Ночь обрушилась на нас: разговоры о насекомых, ветер, шум трущейся об асфальт резины, биение наших испуганных сердец.
— Туда! — показала Сьюзен. Я увидел луч света среди холмов примерно в миле впереди. — Быстрее, Стив!
Мы мчались всё быстрее. Нога жмёт на педаль, ревёт мотор, звёзды безумно мечутся над головой, свет фар разрезает тёмную дорогу на отдельные куски. И вдруг у меня перед глазами снова возник промокший до костей Тинсли: он стоял под горячим, обжигающим душем. Почему? Почему?
— Билл, остановись, проклятый идиот! Перестань уезжать от нас! Куда ты мчишься, от кого убегаешь, Билл?
Мы постепенно догоняли его, ярд за ярдом приближались к нему. Тормоза визжали на крутых поворотах, тяготение пыталось сбросить нас с дороги на гранитные уступы, через холмы и вниз, в долину, над которой спускалась ночь, через мосты над речушками и снова крутые повороты.
— Он опережает нас всего лишь на шестьсот ярдов, — сказала Сьюзен.
— Мы его догоним. — Я резко повернул руль. — Да поможет мне Бог, мы до него доберёмся!
А потом, довольно неожиданно, это произошло.
Машина Тинсли снизила скорость. Теперь она ползла по дороге. В этом месте шоссе шло по прямой на протяжении целой мили, ни поворотов, ни холмов. Его машина едва двигалась. Когда мы остановились за «родстером» Тинсли, он не делал и трёх миль в час, однако фары продолжали гореть.
— Стив, — ногти Сьюзен поцарапали моё запястье, — что-то здесь не так.
Я и сам прекрасно понимал: что-то случилось. Погудел клаксоном. Потом ещё раз. Одинокий и неуместный звук далеко разнёсся в пустоте и мраке.
Я остановил машину. Родстер Тинсли продолжал ползти вперёд, как металлическая улитка, выхлопные газы что-то шептали чёрной ночи.
Я открыл дверь и выскользнул из машины.
— Оставайся здесь, — предупредил я Сьюзен.
В отражённом свете фар её лицо было белым как снег, губы дрожали.
Я побежал к «родстеру», крича на бегу:
— Билл! Билл!
Тинсли не отвечал. Он не мог.
Мой друг тихо лежал за рулевым колесом, а машина ехала впереди, медленно и неуклонно.
Мне стало нехорошо. Я протянул руку и выключил зажигание, стараясь не смотреть на Тинсли. Мой разум погрузился в пучину нового ужаса.
Наконец я собрался с духом и бросил взгляд на Билла, лежавшего с откинутой назад головой.
Нет никого смысла убивать мух, москитов, бабочек и термитов. Зло слишком коварно, чтобы с ним можно было расправиться таким способом.
Можно прикончить всех насекомых, которые вам попадутся, уничтожить собак, кошек и птиц, горностаев, бурундуков и термитов — со временем человек сумеет это сделать, убивая, убивая, убивая, но в самом конце всё равно останутся — они, микробы.
Бактерии. Микробы. Да. Одноклеточная, двуклеточная и многоклеточная микроскопическая жизнь!