Разрушь меня

— У нас все еще есть шанс все исправить. Мы можем поставлять свежую питьевую воду всем людям. Мы можем удостовериться в том, что урожай не выверяется согласно прибыли, которую он может принести; мы можем убедиться в том, чтобы он не был генетически видоизменен на пользу производителям. Люди умирают, потому что их кормят отравой.

Животные умирают, потому что мы заставляем их потреблять отходы, заставляем их жить в своей собственной грязи, рассовывая их по клеткам и дурно с ними обращаясь. Растения увядают, потому что мы выбрасываем в землю химикаты, которые подвергают риску их здоровье. Но все это мы еще можем исправить.

— Нас кормят ложью, потому что вера в нее делает нас слабыми, уязвимыми, податливыми. Мы зависимы от других в плане еды, здоровья, средств к существованию. Это калечит нас. Делает из людей трусов. Из детей — рабов. Настало время дать отпор. — Его глаза горят невыразимым чувством, его руки с остервенением сжаты в кулаки. Его слова обладают мощью, властью убеждения, четко сформулированы, они несут конкретную цель. И у меня нет сомнений в том, что он убедил многих людей своими затейливыми мыслями. Надежда на будущее, которое казалось навсегда потерянным. Вдохновение в блеклом мире, которому нечего предложить. Он прирожденный лидер. Талантливый оратор.

Но я с трудом верю ему.

— Как вы можете быть уверены в том, что ваши теории верны? У вас есть доказательство?

Его руки расслабляются. Сила взгляда немного утихает. Губы складываются с небольшую улыбочку.

— Конечно, — почти смеется он.

— Что в этом смешного?

Он качает головой. Лишь слегка.

— Меня забавляет твой скептицизм. На самом деле, я даже восторгаюсь им. Нельзя верить всему, что говорят.

Я улавливаю двусмысленность его слов. Признаю её.

— Туше, мистер Касл.

Пауза.

— Вы француженка, мисс Феррарс?

— Возможно, моя мать ею была. — Я отвожу взгляд. — Итак, где ваше доказательство?

— Само наше движение — достаточное доказательство. Мы выживаем за счет этой правды.

Мы выискиваем еду и продовольствие в многочисленных охраняемых хранилищах, которые построило Восстановление. Мы нашли их поля, их фермы, их животных. У них есть сотни акров земли, отведенной на зерновые культуры. Фермеры — рабы, работающие под страхом смерти: собственной, либо членов семьи. Остальное же общество либо убито, либо загнано в сектора, за которыми ведется постоянное и тщательное наблюдение.

Мое лицо непроницаемо, без единой эмоции, абсолютно нейтрально. Я все еще не решила: верить ему или нет.

— И что вам нужно от меня? Что дает вам мое присутствие здесь?

Он останавливается возле стеклянной стены. Указывает на комнату за ней. Не отвечает на мой вопрос.

— Твой Адам выздоравливает с помощью наших людей.

Я почти спотыкаюсь в своей поспешности его увидеть. Я прижимаю ладони к стеклу и гляжу на ярко-освещенное пространство. Адам спит, его лицо идеально, умиротворенно. Это, должно быть, медицинское крыло.

— Приглядись, — говорит мне Касл. — К его телу не прицеплены никакие трубки и провода. Никакие машины не поддерживают в нем жизнь. Он прибыл сюда с тремя сломанными ребрами. С легкими на грани коллапса. С пулей в бедре. У него были отбиты почки. Синяки по всему телу, царапины. Окровавленные запястья. Вывихнутая лодыжка. Он потерял больше крови, чем многие больницы смогли бы ему восполнить.

Мое сердце уже на грани того, чтобы выпасть из тела. Я хочу прорваться сквозь стекло и сжать его в своих объятиях.

— Здесь, в Омега Пойнте, около двух сотен человек, — говорит Касл. — И почти половина из них обладает неким даром.

Я резко разворачиваюсь, пораженная.

— Я привел тебя сюда, — говорит он мне осторожно, тихо, — потому что здесь твое место.

Потому что ты должна знать, что ты не одна.

Глава 47

Моя челюсть болтается где-то в районе ног.

— Ты была бы неоценимым прибавлением к нашему сопротивлению, — говорит он мне.

— Есть другие… как я? — Я едва могу дышать.

Касл смотрит на меня сочувствующим взглядом, заглядывающим с самую душу.

— Я был первым, кто осознал, что мой недостаток не может быть единичным случаем. Я разыскал других, следуя слухам, слушая истории, отмечая в газетах статьи про различные аномалии в человеческом поведении. Поначалу это я просто искал компанию. — Он делает паузу.

— Я был утомлен этим сумасшествием. Или, точнее, верой в то, что я не человек, а монстр. Но затем я понял, что то, что казалось слабостью, на самом деле являлось силой. Что вместе мы могли бы стать чем-то экстраординарным. Чем-то хорошим.

Я не могу отдышаться. Не чувствую собственных ног. Не могу откашляться от этой невозможности, вставшей у меня поперек горла.

Касл ожидает моей реакции.

Я неожиданно начинаю сильно нервничать.

— Каков твой… дар? — спрашиваю я его.

Его улыбка обезоруживает мою неуверенность. Он поднимает руку. Наклоняет голову. Я слышу скрип открываемой где-то двери. Звук движения в воздухе и металла… тоже в движении. Я поворачиваюсь на звук и обнаруживаю, что какой-то предмет мчится в моем направлении. Я нагибаюсь. Касл смеется. Ловит его.

Я ахаю.

Он показывает мне ключ, теперь зажатый в его руке.