Разрушай и подчиняй

Семейный седан притормозил и пропустил нас. Большая платформа подвинулась, чтобы мы объехали ее. Это было уважение или страх, который дает байкерам дорога? В любом случае обороты оставались высокими, а их шины колесили по дороге; город исчезал за нашими спинами.

Мы, наконец, сбросили скорость и въехали в маленький город. Мы блуждали по переулкам города и по идеально ухоженным улицам. С каждым домом мое сердце стучало все быстрее.

Я знаю это место.

Мой взгляд упал на повядшую детскую лесенку и качели.

И мой мир пошатнулся.

— Ты разрешись поцеловать тебя, если я толкну?

Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с парнем, который до прошлой недели не хотел иметь со мной ничего общего. Он был таким заносчивым, когда я попросила его посмотреть телевизор, пока моих родителей не было дома, и уснула. Я не могла понять, как мы так быстро добрались от незнакомцев до людей, которые делятся друг с другом самым сокровенным.

Мама сказала, что у Арта есть свои потребности, и когда я подросту, я пойму.

Я скривилась и сказала, что взросление отстой.

У Арта есть свои потребности — я его потребность. Глупый мальчишка просто этого не осознал.

Я нахмурилась.

— Что ты здесь делаешь? — Мои руки крепче схватились за качели. Я не хотела, чтобы он увидел боль в моих глазах или любовь в моем сердце. Он не заслуживал меня больше — не с его ужасным поведением.

Арт обошел качели и встал напротив меня, удерживая качели, его пах был напротив моих глаз, и я тяжело сглотнула.

Склонившись надо мной, он прошептал:

— Я был чертовым идиотом, Лютик.

— Не ругайся и не называй меня Лютик.

Он улыбнулся, но его улыбка не коснулась его глаз. Он выглядел грустным и потерянным.

— Я все разрушил? Я разрушил то, что у нас было?

Мой живот скрутился в узел.

Опустив свои руки вниз по цепочке, и накрыв мои руки своими, он присел и поднял голову, умоляя меня.

— Клео, я знал, что был задницей по отношению к тебе, но я скучаю по тебе.

Огромный ком застрял в моей глотке.

Я тоже по тебе скучаю.

Я люблю тебя.

Я хочу, чтобы ты любил меня так же.

Все, что я хотела сказать, застряло в горле комом, и я молчала. Его прохладная рука погладила мое щеку, она пахла металлом.

— Некоторое время назад мы пообещали друг другу, что простим что угодно. Ты сделаешь это для меня. Ты простишь меня за то, что я сделал больно девушке, которую люблю больше кого бы то ни было?

Я чуть не упала со своих качелей; меня удерживала только моя мертвая хватка на цепях. Любовь. Он любил меня? Как сестру? Друга? Или как надоедающую приставалу?

Мой голос надломился, и я прошептала:

— Что ты хочешь от меня?

Вопрос был на удивление мудрым и справедливым, несмотря на мои тринадцать лет. Но я знала, о чем спрашивала, и знала, чего хочу.