Разрушенная

— Хорошо, — подбадривает его доктор Лизандер.

Он молчит.

— Бен?

— Здесь. Не успеваю все сказать. Иногда я как будто там, а иногда словно смотрю на фотографию.

— С памятью так бывает. Что ж, я собираюсь восстановить последние глубокие связи. Это довольно сложно.

— Буду знать.

— Описывай свои ощущения.

Бен говорит быстро, называет людей и места. Потом…

— Кайла?

— Да?

— Группа. Я опоздал. Прибежал, а ты уже там. Новенькая. Я помню! Помню, как в первый раз увидел тебя, такую красивую, бесподобную.

Знаю, он не может ни почувствовать, ни ответить, но только еще крепче сжимаю его руку и удерживаю слезы: работает. Он помнит меня.

Бен вдруг охает.

— Больно. В боку… боль обжигающая…

— Да, у тебя там шрам, старая колотая рана, — успокаивает его доктор Лизандер. — Что еще? Бен? Отвечай!

— Нет. — Голос меняется. Злой… — Нет!

— Бен? Бен?

Ответа нет.

— Бен? — Это уже я. — Нейт? Ты как?

— Денди. Я — денди, спасибо, что спросила. — Облегченно выдыхаю. Но что с его акцентом? Не столько сельский, сколько лондонский.

— Мы уже почти закончили, — сообщает доктор Лизандер.

Вскоре сканер и инструменты убирают. Вытирают Бену капельку крови под носом. Вот и все.

Глаза его закрыты — дозу седативных увеличили, и теперь он будет спать.

— Иди домой, Кайла, — говорит доктор Лизандер. — Сейчас отправим его в отделение для выздоравливающих. Пока спит, проведем мониторинг. Дня через два будем знать, как все прошло.

Но я остаюсь. С Беном или Нейтом, — кто бы он ни был. Главное — теперь он меня помнит.

ЭПИЛОГ

Позднее лето. Я настояла на том, чтобы пройтись одной. Скай прыгает рядом — такой же резвый, хотя все еще прихрамывает. Иду, а мысли вертятся и вертятся. Столько того, что мотивировало меня долгое время, попытки узнать, кто я такая и откуда… Каждое новое откровение разбивало стены в моей голове, но имело свою цену. Закончится ли все сегодня?

Каждый ищет что-то. Или кого-то. То, чего недостает. Почему же я должна быть исключением?

Маминого сына, Роберта, так и не нашли, но она не сдается и продолжает искать, с помощью ПБВ, ставших теперь государственным агентством. Мак и Эйден посвящают работе в нем все свое время.

Мама отказалась баллотироваться в премьер-министры, хотя видеть ее в этой должности хотели многие. Грегори, с которым мы видимся время от времени — кем бы он ни был в прошлом, теперь он мой дедушка, и многие перемены к лучшему произошли благодаря ему, — заметил, что люди, достойные власти, не хотят ее, а жаждущие, наоборот, ее недостойны. К какой именно категории Грегори относит себя, он не сказал. Так или иначе, власть досталась какому-то новичку, страстно ее желавшему, и новому правительству, а Ди-Джей и его друзья некоторое время присматривали за ходом дел.

Будет ли теперь все в порядке? Время покажет, но я уже не уверена, что все в порядке. Границы открыты, отовсюду в страну идут новые технологии, интернет-каналов не сосчитать, а подключиться к ним проще простого с разными портативными устройствами. Любопытные путешественники торопятся посмотреть, какими мы были до того, как стали такими же, как они. Грегори говорит, мир спешит не для того, чтобы спасти кого-то, а чтобы заполучить рынок для сбыта своих игрушек.

Закон о молодежи отменен, и теперь я делю квартиру в Кезике с Мэдисон. Как и предполагал Лен, ее держали в сланцевой тюрьме и выпустили с другими незаконно удерживаемыми заключенными. Финли вскоре после моего побега ушел в подполье и вышел, когда опасность миновала. Мэдисон не та, что прежде, но с нашей с Финли помощью идет на поправку.

Стеллу я вижу пару раз в неделю; хрупкое доверие между нами мало-помалу крепнет. Она постепенно примиряется с тем, что сделала Астрид, и с тем, что отец не стоит за моим исчезновением. Ей куда тяжелее смириться с тем, что я отказала доктору Лизандер, предложившей постараться вернуть мне воспоминания, но я сыта этим по горло. Отныне никто, кроме меня, не будет решать, что мне помнить, а что забыть.

Пока работаю в национальном парке. Лен значится в списке пропавших без вести; он погиб в сражении с приспешниками Астрид. Здесь, в вышине, над миром, попирая ногами вечные горы, я ощущаю такое облегчение, такую легкость, такое освобождение от тягот и забот, какого не испытывала еще никогда. За этим на самом деле я и приехала в Кезик вопреки уговорам мамы и Эми. Горы — единственное место, где я могу спокойно размышлять о чем угодно.

Я все еще могу вернуться в школу, а потом, когда-нибудь, пройти соответствующую подготовку и стать учителем рисования, как Джанелли. Когда-нибудь, но не сейчас. Счастливые детские личики — сейчас это не для меня, особенно после того, как Зачищенных малышей из экспериментального приюта Астрид нашли… мертвыми. Приспешники Астрид убили их, чтобы скрыть творившиеся в приюте преступления, но избавиться от тел не успели.

По крайней мере я знаю, что Эди выжила, что Бен не выдал лордерам ее адрес, а их дом был пустой в тот день, потому что мать и дочь услышали о расстреле у Колледжа Всех Душ и успели скрыться.