Разрушенная

Я видела Астрид и Нико вместе. Что это значит? Как случилось, что я после Зачистки оказалась в семье убитого премьер-министра? Две мои семьи — мама и Эми, Стелла и Астрид — оказались связанными, их судьбы переплелись, а я застряла где-то между ними. Все наступает, давит; решение только одно.

Бежать.

Глава 29

— Спорим, что отстанешь? — говорит Бен.

— Неужели?

Бен срывается с места, и я устремляюсь за ним. Тропинка слишком узкая, чтобы бежать рядом, но, по крайней мере, мы делаем то, чего давно уже не делали вместе и что, как мне казалось, навсегда осталось в прошлом: мы вместе бежим. Холодно и довольно темно, так что бежать во всю силу по незнакомой тропинке немного опасно, но Бен уже задал скорость. Оставаться лидером я ему не позволю. Когда-то мы бегали ради повышения уровней: их толкали вверх эндорфины. Мы могли говорить о чем угодно, не боясь, что упавший уровень отправит нас в отключку. Как многое изменилось с тех пор. Ни у него, ни у меня больше нет «Лево», и нам не надо бежать, чтобы не впасть в кому, но сегодня мне это нужно. И все же немного удивляет, что Эйден не стал возражать и даже позволил выйти за территорию колледжа. Может быть, понимает. Может быть, понимает слишком много.

Впереди внезапный вскрик. Бен поскальзывается, летит на землю и тяжело приземляется. Я едва успеваю вильнуть в сторону и не споткнуться о него.

— Ух!

— Ты как, в порядке?

— Вроде бы. — Он поворачивает ногу то влево, то вправо. — Да, все хорошо. Просто поскользнулся и упал. Даже растяжения нет.

Я протягиваю руку, помогаю подняться. Бен отряхивается.

— Давай пройдемся немножко шагом.

— Тебе точно не больно?

— Нормально. А с чего это тебе пробежаться захотелось? День был трудный? — интересуется Бен и берет меня за руку. Мы не спеша идем дальше по тропинке.

— Можно и так сказать.

— Хочешь поговорить об этом?

Я отвечаю не сразу:

— А ты не против, если не будем?

Он останавливается, притягивает меня к себе. Его глаза в лунном свете как два темных озера.

— Разговаривать — это один вариант. Есть и другой.

Одной рукой он обнимает меня за талию, другой берет за подбородок. Я чувствую себя как будто в двух местах одновременно: здесь и там, где он впервые меня поцеловал. Тогда тоже был вечер после пробежки, и все было так похоже на сегодня, словно я провалилась куда-то между прошлым и настоящим, между Беном, которого я знаю, и Беном, которого не знаю. И тут меня трясет и по щекам катятся слезы.

Он отстраняется:

— В чем дело?

— Не знаю. Кто ты? Кто я? Что это значит?

— Не грузись. — Бен улыбается. — Перестань думать. — И он целует меня снова и снова, пока прошлое не уходит, слезы не высыхают, а мы остаемся. Здесь. Ничего другого больше нет.

Возвращаемся поздно. Бен крепко держит меня за руку. В коридоре он тянет меня не в ту сторону, и я протестую:

— Моя комната в другой стороне.

— Нет, ты пойдешь со мной. Мы не обо всем еще поговорили.

Еще один коридор… поворот… ступеньки… Бен по-прежнему держит меня за руку. Поздно, я устала, но все во мне дышит и живет. Поговорить?

— А теперь потише, — шепчет он и, открыв дверь, заглядывает в комнату. В темноте на кровати кто-то спит. Крадемся к другой двери. Бен толкает ее и шепчет: — Подожди здесь. Скажу моему тюремщику, что вернулся, чтобы он успокоился и, если проснется, не стал меня проверять.

Переступаю порог. Бен закрывает дверь за мной, и я погружаюсь в темноту.

Слышу негромкие голоса, потом дверь открывается. Бен выходит.

— Минут через пять его и след простынет, — шепчет Бен, прижимая меня к себе. Целует в щеку, шею, и мое сердце стучит так громко, что его слышит, наверное, и студент за дверью.

Но потом он отпускает меня, поворачивается и включает настольную лампу. Тьма расступается. Я вижу скромную, тесную комнату: письменный стол да шкаф.

Узкая, односпальная кровать.

— Бен, мне нужно идти.

— Так легко ты не сбежишь. — Он улыбается, подталкивает меня к кровати и сам садится рядом. — Нам надо поговорить.

— Поговорить?

Бен озорно ухмыляется и берет меня за руку.

— Скажи-ка, из-за чего ты так расстроилась?

— Долго рассказывать.

— Вот уж чего-чего, а времени у меня с избытком.

Стоило лишь начать, и поток уже не остановить. Все, что я давно хотела сказать, высвобождается внутри меня и исходит словами.

В комнате холодно, и Бен накидывает на меня одеяло, а я говорю и плачу. Признаюсь, что сама не знаю, откуда я и кто такая. Рассказываю, как меня похитили АПТ и что со мной делали, почему меня зачистили и что случилось, когда его забрали.

Говорю о Стелле, но не о ее матери и убийствах — эта история не моя.

— Достаточно, — говорит наконец Бен. — У меня вопрос. При всем этом, почему ты расстроилась из-за того, что я тебя поцеловал?

— Нет, неправда. — Я качаю головой. — Это… это было чудесно. Дело в другом: как мы можем быть вместе, если ничего о себе не знаем.

Он качает головой:

— Я понятия не имею, откуда взялся и что случилось до того, как меня зачистили. Так что, по крайней мере, в этом отношении ты информирована лучше. Тебе хотя бы известно, кто тебя растил. Хотя это неважно.

— Неважно?

— Нет. Мы то, что есть, здесь и сейчас.