Разрушенная любовь

Разговор со Стиви был как бальзам на душу. Звучит банально, но это правда. Она была единственным человеком, который принимал меня такой, какая я есть.

Я рассказала ей все, что произошло, не сдерживаясь и ничего не скрывая, даже того, что Хантер позже отверг меня. И хотя поцелуй снова и снова проигрывался в моей голове с головокружительным оживлением, у меня было много сомнений и вины. Несомненно, наше влечение возникло из-за обостренных эмоций, взявших верх. Это было бы логичнее. Всем этим сложным чувствам нужен был выход.

И он появился. Через поцелуй.

На самом деле, через невероятно жаркий сеанс поцелуев.

* * *

Выходные в честь Дня благодарения прошли ужасно. В доме по-прежнему царила напряженная обстановка, а приезд бабушки и дедушки только усугубил ситуацию. Бабушка Несса критиковала все, что делала моя мама, а затем отпускала колкости по поводу того, какой уставшей и худой я выгляжу, или как своевольно ведет себя Рис.

Я чувствовала себя как сухие макароны, готовые сломаться. Но причиной моего недосыпания и отказа от еды была не семья. В тот момент, когда я бросила чирлидинг, официально разорвав отношения с подругами, на меня напали. В социальных сетях.

Добро пожаловать в эпоху Интернета.

Злобные посты и жестокие твиты заполонили мои телефон. Саванна была зачинщицей, но многие, кого я даже толком не знала, начали ей подражать, выставляя мерзкие мемы и злобные упоминания. Это было опустошающее. Меня так тошнило от этих нападок, что большую часть выходных я пролежала в постели. Много общалась со Стиви, просто чтобы удержаться на плаву и не утонуть в собственных слезах. Но даже ей я не призналась о том, что больше всего меня ранило то, что я не слышала ни слова от Хантера.

К началу занятий в школе я убедила себя, что поцелуй с ним был худшим решением в моей жизни. Когда большая часть школы использует меня в качестве боксерской груши, думать о нем мне было некогда. Моя уверенность продлилась до понедельника. До пятого урока.

Я пыталась игнорировать нервную дрожь в теле, но дрожь руки, которой я держала карандаш, было труднее не заметить. По пути в библиотеку на обеде я увидела, как он тусовался у трибун со своими друзьями. Ожидание его появления в классе превратило мою нервозность в раздражение.

Только бы он пришел. Тогда это могло бы закончиться — первоначальная встреча-друг-с-другом-впервые-после-того-как-мы-занялись-этим-на-полу-в-комнате-для-терапии-а-затем-оказались-в-камере-предварительного-заключени. Ну, знаете, как на большинстве неловких первых свиданий.

Моя рука металась по бумаге, пока я пыталась отвлечься, работая над историческим докладом, который нужно было сдать до следующих выходных. Но стоило Хантеру войти в класс, как моя рука замерла.

Я тихонько вздохнула, ерзая на стуле и держа голову опущенной, притворяясь, что не заметила его появления. Ничто в нем не сливалось со стенами или другими учениками. Как бы он ни старался казаться незаметным в школе, у него не получалось. Не для меня. Не для остальных.

Я наблюдала за ним из-под густых ресниц. Он был одет в выцветшие джинсы и короткую темно-серую футболку с короткими рукавами, словно бросая вызов холодному воздуху на улице. Голубая кепка закрывала его голову, скрывая глаза. Но в очередной раз она лишь подчеркивала его сильную челюсть и полные губы. Те самые губы, которые я до сих пор могла представить на своих, движущимися, исследующими. Я мотнула головой, отгоняя эту мысль, пытаясь не дать жару распространиться по моему телу.

Хантер неторопливо шел по проходу, и вопреки здравому смыслу я подняла глаза. Под тенью его кепки я увидела его взгляд. На одно мимолетное мгновение он метнулся ко мне, но молниеносно отскочил. Хантер сжал губы, и его плечи напряглись. Он прошел мимо, бросив книги на стол, сел, быстро открыл тетрадь и полностью сосредоточился на ней.

Сердце колотилось в груди, вытесняя разочарование из мыслей. Я же тоже этого хотела. Сделать вид, что ничего не было, и разорвать все нити, связывающие нас.

Очевидно, он тоже считал это ошибкой. Как и я.

Верно?

Моя голова невольно упала на стол с глухим стуком разочарования. В тот же миг я подняла ее обратно, надеясь, что он не видел меня и не подумал, будто это из-за него.

В последнее время мои эмоции прорывались наружу, и их видели все. Как будто я больше не обладала талантом держать их взаперти, под поверхностью, годами оттачивая это умение, даже не осознавая.

Я попыталась сосредоточиться на уроке, но Хантер влиял гораздо сильнее, чем миссис Эмброуз. Он сидел позади меня, делая незаметные взгляды в его сторону практически невозможными. Когда падал карандаш или кто-то говорил, я позволяла своему взгляду ненадолго упасть на него. Но все, что я видела, — это макушку его бейсболки, а взгляд неотрывно был направлен в тетрадь.

«Ладно. Остановись, Джеймерсон. Он ничего не чувствует», — кричал мой мозг.