Через несколько времени в только что построенной трудами князя Меншикова церкви в поздний зимний вечер состоялось венчание князя Федора Васильевича Долгорукова с Марией Александровной Меншиковой. Венчал их старичок-священник при слабом мерцании свечей. Ни поезжан, ни гостей в церкви не было. Там находились только некогда могущественный вельможа, а теперь опальный ссыльный старец Меншиков, его дочь и сын, цветущие здоровьем и красотою. В этот день все семейство опальных Меншиковых посетило необычайное счастье. На время были забыты и гнетущее горе, и тяжелая ссылка.
Новобрачные были безмерно счастливы, да и во всем доме ссыльного вельможи царили общий мир и довольство с того дня, как князь Федор Долгоруков поселился там.
В долгие зимние вечера они предавались разговорам и чтению. Князь Федор рассказывал о событиях, случившихся после падения Меншиковых. Его все со вниманием слушали, и эти беседы заходили далеко за полночь.
Но семейное счастье, царившее между ссыльными Меншиковыми, было непродолжительно. Сам Александр Данилович стал часто прихварывать; его крепкое здоровье было надломлено, расшатано. Тоска и думы о прошлом, суровый климат Сибири, заботы и труды -- все это сильно отразилось на его здоровье. Меншиков сознавал свое положение и приготовлялся к смерти, как истинно верующий христианин.
Его семья предавалась горю и печали. Особенно жалела отца и сокрушалась по нем старшая его дочь, бывшая невеста императора-отрока, а теперь жена князя Федора Долгорукова. Она ни днем, ни ночью не отходила от больного отца.
Как-то ночью старику Меншикову было особенно плохо; он не спал, тихие стоны вырывались из его груди. Около него сидела молодая княгиня Долгорукова, убитая горем; глаза у нее были заплаканы.
-- Маша, ты здесь? -- открыв глаза, слабым голосом проговорил Александр Данилович.
-- Здесь, батюшка.
-- Маша, бедная моя... ты целые ночи просиживаешь около меня... без сна, ты сама захвораешь...
-- Ничего мне не поделается, батюшка.
-- Ступай, поспи хоть немного...
-- Скоро брат Александр придет меня сменить.
-- Я один побуду, ступай, Маша, спать.
-- Право же, батюшка, мне спать не хочется.
-- Маша, любишь ты меня, бережешь... и зла не помнишь, что я причинил тебе. Спасибо тебе, дочка милая, сердечная! Много причинил я тебе зла, Маша, много... Из-за меня, из-за моей гордыни ты в Сибири живешь.
-- Батюшка, что вспоминать старое? Я теперь счастлива и здесь.
-- Тебе бы место не здесь, Маша.
-- И здесь живут люди. Ты лучше скажи, батюшка, как себя чувствуешь? -- с участием спросила у больного отца молодая княгиня Долгорукова.
-- Плохо, дочка. Мне не встать. Я скоро умру, Маша.
-- Не говори... не говори, батюшка, этого!
-- Послушай, Маша! Только что дрема смежила мне очи, как приснился вещий, правдивый сон. Мне снилась твоя умершая мать, невинная страдалица. Мне казалось, что я вижу ее, как живую. Я нисколько не сробел, увидев ее в могильном саване, со сложенными руками. Она подошла ко мне и говорит: "Данилыч, я пришла за тобою, пойдем". "Куда?" -- спрашиваю я у нее. "На небо, к Богу, будет тебе мучиться на земле". Тут я и проснулся...
-- И, батюшка, охота верить снам!.. Куда ночь, туда и сон.
-- Нет, Маша, неспроста приснилась мне твоя мать. Дни мои сочтены. Но смерти, дочка, я не боюсь, об одном прошу и молю Бога, чтобы он даровал мне христианскую кончину.
-- Батюшка, батюшка, на кого ты покидаешь нас! -- И Мария Александровна горько заплакала.
-- У тебя, Маша, теперь есть муж, он тебя любит, а младшую дочь и сына Александра я препоручаю Богу, под его защиту и охрану. Я так, Маша, думаю: когда меня не станет в живых, государь смилуется к вам, он знает, что вы ни в чем перед ним неповинны, и освободит вас из ссылки... даже, может, вернет вас к прежнему величию и славе. А ко мне уже близка смерть. Много обо мне не сокрушайтесь и не плачьте. Пожил я на белом свете, теперь пора костям и на покой.
-- Не оставляй, не оставляй нас, батюшка, -- горько плакала княгиня Мария. -- Если ты умрешь, батюшка, то и я умру... Я не переживу разлуки с тобою.
-- Бог с тобою, Маша! Что ты говоришь? У тебя есть муж, ты для него должна жить. Люби мужа... он достоин твоей любви. Немало ты, голубка, перенесла горя и несчастья, немало слез горючих пролила. В муже твоем Бог послал тебе утешение. Живи и будь счастлива!
Старик Меншиков таял, как свеча; теперь уже не было никакой надежды на его выздоровление.
Он расставался с жизнью, как истинный христианин. Старый священник той церкви, которую выстроил Меншиков, приготовлял его к переходу от сей жизни в вечную.
Все жители города Березова перебывали в убогом жилище Меншикова: все они выказывали свое сочувствие угасающему Александру Даниловичу; некоторые горько плакали и целовали его высохшие руки.