Разрушенная невеста

   -- Это дело нельзя оставлять, ваше величество, нельзя оставлять... Надо поступить с Долгоруковыми со всей строгостью закона... Поноситель императорского имени должен быть казнен, -- горячо проговорил Бирон, не любивший Долгоруковых, как и прочих русских именитых бояр и князей.

   -- Я приказала Ушакову навести справки о Долгоруковых и послать к ним фискалов, а если они окажутся виновными, то судить...

   -- И казнить, -- подсказал государыне Бирон.

   Дело князей Долгоруковых снова всплыло наружу.

III

   Вернемся опять в пустынный и неприглядный Березов и посмотрим, что произошло в семействе Долгоруковых.

   Перемен случилось там немало. Глава ссыльной семьи князь Алексей Григорьевич в 1734 году умер, и князь Иван теперь стал старшим в семье. Но распри между Долгоруковыми происходили по-прежнему и вся горесть семейных распрей падала на долю несчастной жены, Натальи Борисовны.

   Долгоруковы, несмотря на строгие инструкции о содержании ссыльных, пользовались особым покровительством своих приставов и караульных офицеров. Даже сам воевода березовский, добрый и благодушный старик Бобровский, и его жена часто бывали в гостях у опальных, принимали их у себя, присылали им "разную харчу" и дарили их песцовыми и другими мехами. Князь Иван Алексеевич и его жена, в свою очередь, не скупились на благодарности воеводе.

   Князь Иван, общительный от природы, скоро и в Березове завел не только знакомство, но даже дружбу с офицерами местного гарнизона и с теми, которые наезжали в Березов, а также с духовенством и горожанами. Особенно близко сошелся он с флотским поручиком Дмитрием Овцыным, и эта дружба и погубила Долгоруковых. Под влиянием нового знакомства князь Иван вспомнил свою прежнюю разгульную и бесшабашную жизнь, стал кутить и бражничать с новыми знакомыми и в пьяном виде позволял себе говорить много лишнего.

   Он резко и неосторожно выражался о государыне Анне Иоанновне и о царевне Елизавете Петровне, о временщике Бироне и о других придворных "креатурах". Эти рассказы занимали его слушателей, и они нарочно подзадоривали его.

   -- Эх, братцы, ныне наша фамилия и род совсем пропали, -- с отчаянием в голосе заметил однажды подгулявший князь Иван своим гостям-приятелям офицерам и приказным. -- Между тем наш род очень велик -- мы происходим от первого князя Рюрика и от святого князя Владимира, а теперь мы в большом несчастье и в бедности. Ведомо ли вам, откуда вся наша бедность и несчастье?.. Все, все от нее, от царицы Анны!

   -- Ванюша, перестань, оставь! Что ты тут городишь... разве можно? -- предостерегала мужа Наталья Борисовна.

   -- А почему же нельзя?.. Разве грех -- правду говорить? Молчать не стану, говорить хочу. Тишин, а Тишин, правду я говорю или нет? -- обратился князь Иван к новому своему гостю, тобольскому таможенному подьячему Тишину, который по делам службы часто приезжал в Березов.

   -- Да, да, так, -- ответил тот.

   -- А ты не дакай, а сказывай: правду я говорю?

   -- Ну, ну, хорошо... правду.

   -- Ты боишься, Тишин, что в ответ попадешь... проведают... Кажись, фискалов да сыщиков между нами нет, -- оглядывая своих гостей, проговорил князь Иван.

   -- Нет! Разумеется, нет.

   -- А если нет, то говорить можно. Кроме царицы Анны, есть у нашей семьи другой ворог -- царевна Елизавета.

   -- Да замолчишь ли ты, замолчишь?! -- чуть не крикнула на мужа княгиня Наталья Борисовна.

   -- Кроме того, самые злейшие наши враги -- Бирон, бывший конюх, и наушник Левенвольд... Этот самый Левенвольд за мою жену сватался, за Наталью Борисовну, а я невесту-то у него и отбил... Вот и злится на меня проклятый немец, -- нисколько не обращая внимания на возражения жены, продолжал Иван Алексеевич. -- Теперь немцы при дворе большую силу забрали... им все чины, им ордена и почести, а нас, природных бар да князей, в ссылку, в Сибирь.

   Такие и подобные им разговоры часто происходили у Долгоруковых, и на опальных полетели доносы в Петербург. Однако особых последствий эти доносы не имели: правительство ограничилось лишь приказом не выпускать Долгоруковых из острога; у них были отобраны и описаны некоторые вещи, а также было возбранено принимать горожан.

   Но несмотря на это, березовские жители и приезжие не переставали посещать опальных.

   Особенно часто стал у них бывать подьячий Тишин, некрасивый сорокалетний вдовец. Ему пришлась по нраву красивая и неприступная княжна Екатерина, "разрушенная царская невеста". Так же, как пристав Шмыгин некогда сватал за себя княжну Марию Меншикову, тоже "разрушенную" царскую невесту, -- так теперь и приказный Тишин, прельстясь красотою княжны Екатерины, возымел желание жениться на ней. Тишин слыл за богатого, имел свой дом и хозяйство. Он был вполне уверен, что отказа со стороны княжны Екатерины и ее брата князя Ивана не будет, и, не долго думая, решился сделать княжне Екатерине предложение.

   Как-то утром, воспользовавшись моментом, когда княжна была одна, Тишин решился приступить к делу; для этого он нарядился по-праздничному и смело сказал княжне:

   -- Мне бы, Катерина Алексеевна, надо с тобою поговорить.