Разрушенная невеста

   Добряк Гвоздин скоро сошелся со своей сватьей нареченной, старухой Мариной, а на Марусю смотрел как на близкую свою родственницу.

   Левушка без всякой утайки рассказал дяде о том, кто именно Маруся, чья она дочь и как он познакомился с нею.

   -- Вот оно что!.. Маруся-то, выходит, -- дочка сиятельного князя Алексея Григорьевича Долгорукова, и ты, Левка, будешь его зятем. Ведь так? -- выслушав рассказ Храпунова, спросил секунд-майор.

   -- Дядя, ты, ради Бога, не говори Марусе, что ее отец -- Алексей Долгоруков, ведь она ничего не знает про это. Я и сам про то узнал только недавно, от ее бабки.

   -- Не бойся, не скажу! Когда же свадьба-то?

   -- Надо торопиться... не далее как через неделю.

   -- Что же, к тому времени успеем все сделать, приготовиться к свадьбе.

   -- Только пожалуйста, дядя, чтобы никто не знал про мою свадьбу. Проведают недруги, тогда ей не бывать.

   -- А, видно, у тебя немало недругов?

   -- Ох, много, -- быстро ответил Левушка. -- А знаешь, дядя, почему? Да только потому, что я состою в дружбе с князем Иваном Долгоруковым. Когда жив был император, князь Иван у него в большом фаворе состоял, а теперь Долгоруковы в опале, и, может, скоро и в ссылке будут.

   -- Понимаю. Тебе, значит, в чужом пиру похмелье принимать придется?

   -- Вот именно. Ну, да, Бог даст, я улучу время и подам государыне-царице просьбу, защиты от моих врагов у нее стану просить и милости. Ей ведома моя служба усердная.

   -- Дай Бог! Только ведь правду-матку теперь не скоро на земле найдешь! Правда, слышь, к Господу Богу на небо улетела, а кривда-лиходей разгуливает по сырой земле. Ну да ничего, авось найдем мы эту правду! Если надо будет, я за тебя заступлюсь и в обиду тебя не дам. Достану из сундука свой кафтан военный -- в том кафтане я под Полтавой воевал и в нем же под Азов ходил -- и явлюсь теперь к царице-матушке просить тебе ее заступы.

   И вот в усадьбе Гвоздина начались спешные приготовления к свадьбе.

   Жених и невеста были счастливы и с нетерпением ждали того вожделенного дня, когда на них наденут венцы. Старый секунд-майор тоже был счастлив счастьем своего племянника, которого он любил как сына. С тех пор как в его укромном домике поселились эти молодые люди, в ней не переставали царить веселье и радость.

   -- Слушай, Левка, как ты хочешь, а я на твою свадьбу позову своих старых приятелей-соседей. У меня их немного, всего трое! -- однажды сказал Петр Петрович. -- Ну и попляшу же я с ними!.. уж так попляшу, что ведьмы завоют с моего пляса. Ведь можно, племяш, приятелей позвать? Или, может, это тебе не по нраву будет?

   -- Полно, дядя! Мне все то любо, что тебе по душе!

   -- Хороший ты парень, Левка, больно хороший! А я-то, признаюсь, думал, что ты в Питере-то избалуешься, онемечишься и меня, старика-бедняка, за родню считать не станешь, словом, переменишься. Теперь, братец, такое время -- все на новый лад, все по-иноземному. А ты, Левка, как был русак, таким и остался.

   -- Таким и умру, дядя.

   -- Молодец, право слово, молодчина! Ты и невесту себе такую же подобрал, добрую да хорошую... и красоты, Левка, она у тебя непомерной. Где ты такую отыскал, а?

   -- В Москве, дядюшка, в Москве.

   -- Неужели в Москве не перевелись красотки? Эх, Левка, не задорь меня, а то я как раз в Москву соберусь и оттуда тебе тетку молодую привезу, -- шутил секунд-майор с племянником, не сознавая и не предчувствуя того, что над Левушкой собирается грозная, громовая туча.

   Действительно, дня два спустя после того, как в майорской усадьбе поселился Храпунов с невестой и ее бабкой, в селение Красная Горка пришел какой-то средних лет странник с котомкой за плечами и с суковатою палкой в руках и попросился в крайней избе селенья у мужика Вавилы переночевать.

   Мужик Вавила был добрый, податливый; он пустил "Божьего странничка", стал угощать и спрашивать его о странствиях по белу свету.

   "Странный человек", подкрепив свои силы сытою пищею, стал охотно рассказывать о своих странствиях в Иерусалим, в Киев и на море, к Соловецким чудотворцам. Много различных чудес и диковинок рассказал он Вавиле и своими рассказами умилил его и до слез довел. После того он стал сам расспрашивать Вавилу о том, как живет секунд-майор Гвоздин, добр ли, податлив ли он до своих крестьян.

   -- Наш господин такой, каких и на свете мало, живем мы у него ровно детки под крылышком родимой матки, ни словом, ни делом никакой обиды от него не видим, -- восторженно воскликнул Вавила. -- Случись какая нужда, к господину идем просить помощи, не боясь отказа, и все денно и нощно молим за него Бога.

   -- С кем же живет он? Есть у него жена, детки?

   -- Нет, наш Петр Петрович холост.

   -- Неужели так и живет один?

   -- Прежде так и жил один, со своими холопами, а теперь гость у него есть -- сказывают, племянником приходится нашему барину. И невесту, вишь, свою он привез, и невестину бабку, и говорят, скоро свадьба будет.

   -- Так, так. А племянник-то военный будет или простой?

   -- Вот уж, милый человек, чего не знаю, того не знаю, и врать не хочу... потому, барский племянник сиднем сидит дома и никуда не показывается.

   -- А почему он не показывается? Про то ты не слыхал?