Читаем Разрушенная невеста полностью

   Не малых трудов стоило Левушке доехать от Москвы до Березова; во время дальнего пути ему пришлось вынести массу различных лишений и неудобств вследствие того, что у него было немного денег на дорогу. Но он преодолел все препятствия, перенес все невзгоды.

   Когда первый порыв радости миновал, Левушка усадил свою жену в кибитку и вместе с нею поехал к острогу. Дорогой Маруся познакомила мужа со своей жизнью в Березове, с опальными Долгоруковыми.

   -- Немало дивлюсь я тому, как это ты решилась покинуть моего дядю и ехать в ссылку с Долгоруковыми? -- спросил у жены Левушка, и в его словах слышалось неудовольствие.

   -- Ты сердишься на меня, Левушка?

   -- Не сержусь, а удивляюсь.

   -- Ни сердиться, ни удивляться ты, мой милый, не будешь, если узнаешь, почему я сделала это. Правда, я поехала сюда добровольно, но в действительности меня увез...

   -- Увез, говоришь ты? -- вскрикнул Левушка, и в его голосе послышалась нотка ревности. -- Кто? Кто? Быть может, князь Иван?

   -- Полно, Левушка, что ты!.. Какой там князь Иван, раз он женат на любимой и любящей его Наталье Борисовне! Отец увез меня из усадьбы твоего дяди, -- тихо проговорила мужу молодая женщина.

   -- Отец? -- с удивлением воскликнул Храпунов. -- Какой отец? Чей?

   -- Как чей? Да конечно мой!..

   -- Твой отец?.. Маруся, ты смеешься? Разве у тебя есть отец? Кто же он?

   -- Да сам князь Алексей Григорьевич Долгоруков.

   -- Князь Алексей Григорьевич -- твой отец? -- Удивлению Левушки Храпунова не было границ; слова жены просто его поразили. -- Маруся... Что же это? Что ты говоришь?

   -- Правду, милый, говорю.

   -- Я не понимаю... все это будто во сне... Князь Долгоруков -- твой отец.

   -- Я все расскажу тебе, ты все узнаешь, только потерпи. Но вот мы и приехали. Есть ли у тебя пропуск в острог? Ведь без него не пропустят.

   -- Есть, вот он.

   Ворота острога были заперты. Маруся постучала. Солдат отпер калитку и, увидев с Марусей незнакомого человека, вызвал пристава Шмыгина. Последний скоро явился и потребовал предъявления пропуска. Левушка предъявил его. Он был выдан от тобольского воеводы на имя "офицера Левонтия Храпунова", которому дозволялось "по своей надобности" пробыть у ссыльных Долгоруковых в остроге не более десяти дней. Все было в порядке, и пристав разрешил кибитке въехать в острог.

   Во время приезда Храпунова ни Алексея Григорьевича, ни сына его Ивана не было дома; они были в гостях у одного зажиточного березовского жителя, и к изумлению при виде хорошо известного им Храпунова не было конца. Особенно обрадовался ему князь Иван; он бросился обнимать и целовать товарища, говоря:

   -- Левушка, голубчик, ты ли? Вот не ожидал. Ты к нам просто как с неба свалился! Ну, уважил!.. Хорошо, что приехал, а то Маруся по тебе сохнуть стала. Ох, злодей, увезешь ее ты от нас, увезешь!

   -- Увезу, князь Иван Алексеевич, увезу.

   -- Дозволь, господин офицер, и мне называть тебя Левушкой, -- крепко пожимая руку Храпунова, проговорил князь Алексей Григорьевич и шепнул ему: -- Ведь я тебе не чужой.

   Храпунов ответил на это молчаливым кивком головы и крепким рукопожатием, а потом, отвечая на вопросы князя Ивана, стал подробно рассказывать о происшествии, случившемся с ним, то есть о том, как его вскоре после свадьбы в кандалах увезли в Москву из усадьбы дяди; посадили в тюрьму, угрожали пыткой и как, наконец, по приказу императрицы выпустили.

   -- Левушка, родной, и все это ты вытерпел из-за меня, всю муку перенес за то только, что мы с тобою в дружбе состоим? Сердечный мой, чем же мне тебя отблагодарить за это? -- с жаром проговорил Иван Долгоруков.

   -- Дружбой своей, князь, ты отблагодарил меня.

   -- Да ведь эта дружба и довела тебя до несчастья и тюрьмы, сердечный мой.

   Долгоруковы приветливо приняли Левушку Храпунова и засыпали его вопросами о питерских и московских новостях, так что Левушка едва успевал отвечать им.

   Время проходило незаметно, и десятидневный срок приближался. Левушка Храпунов стал собираться в дорогу; собиралась с ним и Маруся. Приуныли Долгоруковы: им жаль было расставаться не только с Марусей, но и с ее мужем.

   За день до отъезда князь Алексей Григорьевич выслал всех из горницы и обратился к Левушке:

   -- Как ни жаль мне расстаться с тобою, а все же надо. Я уже не говорю о том горе, какое причинит мне отъезд Маруси. Но я покорюсь. Об одном только я жалею, что нечем мне, Левушка, отблагодарить тебя, нечем приданое за дочкой дать. Ведь я всего, всего лишен.

   -- О том, князь, не беспокойся: приданое мною получено. Его составляет тот ларец с драгоценностями, который отдал князь Иван Марусе. Он спрятан у марусиной бабушки, цыганки Марины.

   -- Но в том ларце, сколько я помню, было немного драгоценностей.

   -- С нас слишком достаточно. Счастье, князь, не в богатстве. Я полюбил Марусю, не зная, кто она, не справляясь, богата ли она или бедна.

   -- Левушка, ты -- добрый, благородный человек. Я знаю, что Маруся с тобою будет счастлива, -- обнимая Храпунова, промолвил Алексей Григорьевич.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза