Читаем Разрушенная невеста полностью

   -- Граф Левенвольд, ваша светлость.

   -- А, пусть его войдет, просителей же вон!

   -- Будет исполнено, ваша светлость.

   В кабинет вошел обер-шталмейстер и полковник гвардии граф Левенвольд. Он находился почти в дружеских отношениях с Бироном и старался угождать ему, сознавая могущество и силу этого временщика. В то же время он был смертельным врагом фельдмаршала Миниха и всеми силами старался поссорить его с Бироном, а также не благоволил и к русскому вельможе Артемию Петровичу Волынскому. Последний во многом не соглашался с Левенвольдом, так что их спор часто переходил в крупную ссору.

   -- А, граф, рад видеть вас... садитесь, -- ласково сказал Бирон Левенвольду, показывая ему место около себя. -- Ну, что нового?

   -- Новое то, ваша светлость, что фельдмаршал Миних {Бурхард Христофор Миних (1683--1767 гг.), ольденбуржец по происхождению, был вызван в Россию Петром I в качестве генерал-инженера (1721 г.) Им было закончено проведение Ладожского канала. Когда замыслы верховников в начале царствования Анны Иоанновны не удались, Миних сблизился с Остерманом и Бироном и с того времени стал влиять на судьбы России.} все более и более входит в доверие к императрице.

   -- Это, любезный граф, для меня не новость! -- спокойным голосом сказал Бирон.

   -- И вы об этом говорите спокойно, ваша светлость?

   -- Неужели вы думаете, что Миних опасен для меня?

   -- Опасен, ваша светлость. Доверие к нему императрицы может поколебать ваше могущество, тем более что он сошелся с Артемием Волынским.

   -- О... Волынский -- мой личный враг, -- воскликнул Бирон.

   -- Миних тоже, и оба они опасны, ваша светлость... Я имею сведения, что Миних дурно отзывается о вашей особе и открыто смеется над вашим происхождением.

   Одно слово, один намек на незнатное происхождение бесили Бирона и раздували в нем страшную месть и злобу к тому смельчаку. Миних и Бирон дотоле находились в хороших отношениях, но Бирону по его бесхарактерности и подозрительности достаточно было одного слова или одного намека, чтобы из друга стать врагом. Так и теперь, принимая слова Левенвольда за чистую правду, он не требовал подтверждения, а безусловно поверил Левенвольду и признал как Миниха, так и Волынского своими врагами.

   -- Так вот как, господин фельдмаршал! -- воскликнул он. -- Вы находите свой род знатнее моего?.. Хорошо! Хорошо! Вы правы, граф. Надо принять меры и скорее отстранить от императрицы эту старую лисицу.

   -- И чем скорее, ваша светлость, тем лучше. Для полного вашего могущества надо подальше отдалить от двора таких людей, как Миних, Волынский...

   -- Да, да. Благодарю вас, граф. Я не забуду вашей преданности, -- пожимая руку Левенвольду, проговорил Бирон.

   -- Всегда готов служить вашей светлости.

   Бирон стал действовать против Миниха не открыто, потому что фельдмаршал был в большом доверии у государыни Анны Иоанновны, и Бирон опасался Миниха, сознавая его редкий ум. Однако лазутчики и сыщики стали тайно следить за Минихом и обо всем, что делалось или происходило в его доме, доносили своему патрону. Из этих донесений Бирон понял, что ему угорожает опасность, если он не примет мер против Миниха.

   Миних жил близ Зимнего дворца в казенном доме. Бирон настоял, чтобы его немедля переселили на другую сторону Невы, дальше от дворца. Из-за этого произошел полный разрыв между Бироном и Минихом.

   Последнему открыто бороться с этим случайным вельможей было невозможно. Он сознавал, что если открыто пойдет против всесильного фаворита государыни, то его постигнет еще худшее; поэтому он затаил в своем сердце вражду к всесильному временщику и стал выжидать удобного случая к отмщению.

   Однажды императрица спросила вошедшего к ней Бирона:

   -- Что, герцог, нонче такой хмурый?

   -- Большие неприятности, ваше величество.

   -- Какие такие?

   -- У меня много врагов, ваше величество.

   -- Об этом я уже не раз слышала, -- с ноткой неудовольствия проговорила государыня.

   -- В числе их, ваше величество, есть два очень сильных и влиятельных человека, -- спокойно продолжал Бирон, не обращая внимания на неудовольствие государыни.

   -- Кто такие?

   -- Дозвольте, ваше величество, мне умолчать, потому что, боюсь, вы мне не поверите.

   -- Да говори, назови мне своих врагов.

   -- Сильные из них -- это Миних и Волынский.

   -- Не знаю, герцог, враги ли они твои, но знаю, что оба они -- мои верные и преданные люди, и обидеть их чем-либо я никому, никому не дозволю, -- взволнованным голосом проговорила царица.

   -- Ваше величество, я и не думаю обижать их, я только имею честь докладывать вам, кто мои враги, -- обиженно проговорил всесильный временщик.

   -- Ну, оставим про это, герцог. Ты никак на меня осердился?

   -- Смею ли я сердиться? -- холодно ответил Бирон.

   -- Да, да, не сердись... Растрепа я... Сейчас до тебя был у меня с докладом Ушаков... про Долгоруковых сказывал...

   -- Что такое, ваше величество? -- живо спросил герцог.

   -- И в Сибири-то им не живется спокойно, и там, вишь, измышляют лихо против меня да поносят меня скверными словами. А всех больше Иван Долгоруков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза