Читаем Разрушенная невеста полностью

   Скоро вернулся с прогулки и старик секунд-майор. Втроем они составили семейный совет, что делать, и решили следующее: Храпунову немедленно просить отпуск хоть на месяц и уезжать всем из Питера, но не в усадьбу старого майора, а куда-нибудь подальше, в глушь, чтобы не скоро можно было до них добраться. На совете также решено было заехать в Москву и взять с собою старуху Марину, которая все еще проживала в Москве, в своей хибарке близ Тверской заставы.

   Но "человек предполагает, а Бог располагает", и все эти замысли и предположения кончились ничем. В тот же день поздним вечером в квартиру Храпунова явился офицер с пятью солдатами, чтобы арестовать Левушку.

   -- За что? Что я сделал? -- растерянным голосом проговорил Храпунов.

   -- Об этом вам скажут, только не я. Мне лишь приказано вас взять, -- холодно ответил офицер-немец.

   От этих слов Маруся смертельно побледнела и едва устояла на ногах.

   -- А как твоя фамилия, господин офицер? -- грубо спросил у немца старик секунд-майор, едва сдерживая себя от гнева на несправедливый арест своего племянника.

   -- Фон Фишер, -- гордо ответил тот.

   -- Фишер, да еще фон... немецкая кличка....

   -- Да, я имею честь принадлежать к немецкой нации.

   -- И сидел бы себе в неметчине! Зачем же к нам пожаловал? -- сердито проговорил старый майор. -- Да видно, харчи-то у нас послаще ваших, вот вас и тянет сюда?

   -- В ваших словах я вижу оскорбление всей нашей нации и потому...

   -- Вызываешь меня на единоборство или, по-вашему, на дуэль? Так, что ли?

   -- Зачем дуэль? Я донесу на вас его светлости герцогу.

   -- Оно и лучше. Живи, господин офицер, сплетней и доносом... целее будешь! -- проговорил старик Гвоздин.

   Храпунов очутился в тяжелой неволе; его отвели в тюрьму и опять впутали в дело несчастного князя Ивана Долгорукова, который в то время томился в каземате Шлиссельбургской крепости. Сам страшный Ушаков допрашивал его, но "без пристрастия", то есть не пуская в ход пытки. Может быть, он жалел Храпунова, сознавая его невиновность.

   -- Ведомо ли тебе содержание того писания, которое находилось в ларце, что подарил князь Алексей Долгоруков своей незаконной дочери, а твоей жене? -- спросил Левушку Андрей Иванович, показывая ему на письмо.

   -- Нет! Да и почем мне знать? Письмо находилось в ларце и писано было покойным князем не мне, а моей жене, -- ответил ему Храпунов.

   -- И умерший Алексей Долгоруков ничего не говорил тебе про это письмо?

   -- Ничего.

   -- Придется поспрошать о том твою жену.

   -- Как? Неужели Марусю приведут сюда?

   -- И приведут. Неужели ты думаешь, я сам к ней пойду? Да что она у тебя за принцесса такая? У меня тут в гостях перебывали барышни и боярыни, княжны и княгини, всех я принимаю с ласкою, -- насмешливо улыбаясь, проговорил начальник тайной канцелярии.

   -- Стало быть, ваше превосходительство, вы пошлете арестовать мою жену? -- грустно спросил Храпунов.

   -- Зачем арестовать? Только привести к допросу. Не бойся: хоть и называют меня зверем, а я -- не зверь, я только строгий исполнитель закона и верный слуга государыни императрицы. Жену твою мы спросим чинно и, сняв допрос, отпустим ее домой благородно. Ну, теперь ступай!

   -- Дозвольте спросить, ваше превосходительство, долго ли будут меня в тюрьме морить?

   -- Это уже не от меня зависит, а от его светлости герцога. Только на освобождение не надейся. Скажу по секрету: его светлость герцог решил разом покончить с долгоруковским делом... Понял? И ссылки тебе не миновать. Не дружись с князьями! "Не надейтеся на князи и сыны человеческие, в них же несть спасения" -- вот чему учит нас слово Божие, -- голосом, полным наставления, проговорил начальник Тайной канцелярии и приказал увести Храпунова.

   Судьба Левушки взволновала Марусю и его дядю, они решили искать защиты у кабинет-министра Артемия Петровича Волынского и с этой целью отправились к нему в его обычный приемный день. Долго пришлось им ждать, так как они решили переговорить с министром по окончании всей очереди просителей, и наконец были допущены к нему.

   Входя в кабинет министра, Маруся и Гвоздин были сильно встревожены, особенно же молодая женщина: на ней просто лица не было. Они низко поклонились министру и остановились у дверей.

   -- Подойдите ближе и скажите, что вам нужно, -- своим приятным голосом проговорил Артемий Петрович.

   -- Ваше превосходительство, я -- жена вашего чиновника Храпунова, -- дрожащим голосом проговорила Маруся.

   -- А! Вы жена Храпунова? Он очень усердный и внимательный чиновник, я им доволен. Кстати, почему его не было сегодня утром?

   -- Моего Левушку арестовали, ваше превосходительство! -- заливаясь слезами, ответила бедная Маруся.

   -- Что такое? Он арестован? Кто смел? За что?

   -- Об этом ничего не сказали, а взяли и повели мужа.

   -- Впрочем, не надо и узнавать, не надо и доискиваться: я знаю, кто приказал арестовать моего чиновника. Но успокойтесь, я постараюсь, чтобы вашего мужа возвратили вам.

   -- Я не нахожу слов, как и благодарить ваше превосходительство.

   -- Благодарить меня еще не за что: ваш муж в тюрьме. Вы хорошо сделали, что пришли ко мне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза