Разрушенное святилище

Он остановился, не сразу поняв, куда тот указывает, но тут же солнечные блики, танцующие по дрожащей поверхности водоема бросились в глаза. Другие тоже заметили вожделенный источник, останавливались, наталкиваясь друг па друга, однако не осмеливаясь без разрешения утолить жажду.

Сагурн некоторое время наблюдал их волнение, очевидно ожидая, что кто-нибудь не выдержит и, нарушая дисциплину, кинется к водоему.

Однако долгая дорога кое-чему всех научила, а потому ополченцы только повернули головы в его сторону, умоляя самим выражением лиц разрешить напиться. Наконец сержант мах-нул рукой, и толпа мужчин бросилась к бассейну, возле которого уже пили лошади и лежали разморенные жарой собаки.

Несколько женщин набирали воду деревянными ведрами, но заметив бегущих, быстро отошли в сторону. Юноши падали на колени, зачерпывая воду горстями, погружая лица в прохладную голубизну, обливая пропитанные пылью и потом тела.

Рогвард, почувствовав сильный толчок, клюнул носом и едва не свалился с берега. Повернув голову, он увидел громилу Дария, которому показалось, что не хватает места, чтобы развернуть плечи. Ни в селе, ни в дороге ему старались не противоречить, опасаясь последствий его бешеного нрава.

Но сейчас Визалиус, понимая, что решается вопрос главенства, да и привыкнув не оставлять брата без помощи, ударил верзилу неожиданно и сильно так, что он рухнул в воду, нелепо размахивая руками.

Вспыхнувший было смех немедленно замер, когда раздался рев сержанта, и все увидели, что Дарий не показывается на поверхности.

— Разрази тебя Нергал, ты утопил сильного солдата, одного из лучших! Каких трудов стоило довести его сюда и ты убил его, — голосил Сагурн.

На мгновение Визалиус замер, но недаром он единственный в селе, за исключением брата, купался и плавал в ледяном горном озере, дна которого ни один из них не смог достичь.

Он бросился в водоем и вскоре протянутые руки подхватили появившегося из воды Дария, бессильно висящего на спине спасителя. Он страшно кашлял, давясь водой и страхом, однако очутившись на берегу и немедленно обретя прежний нрав, кинулся на Визалиуса.

Тут же раздался свист сержантской плети, охватившей ноги нападающего, и он рухнул на камни.

Сагурн, нависая над ним огромным телом, прошипел:

— Здесь я наказываю и прощаю. Запомни это, повторение принесет тебе большие неприятности. А теперь поднимайся.

С удовлетворением поняв, что тот усмирен, сержант выпрямился, погрозил плетью Визалиусу, ничего не сказав, и рявкнул, чтобы заканчивали водопой.

Каменная труба, по которой сверху спускалась вода из невидимого источника, вдруг захрипела, забулькала и выплюнула дохлую маленькую мохнатую собачонку, по своему виду явно умершую не сегодня и даже не вчера.

Селяне, привыкшие к своей чистой горной воде и уже утолившие жажду, с отвращением отшатнулись, тогда как подошедший капитан разразился своим устрашающим хохотом.

— В той воде, что вы выпили, — выталкивал он слова через смех, — утопла не одна собака. — Неожиданно, с нарочитой серьезностью приблизив свои выпученные глаза с красными прожилками к стоявшим близко, он прошептал, — там и люди водятся, на самом дне, его-то не достать.

И в новом пароксизме смеха, ударив себя по мощным ляжкам, заревел:

— И ничего, живем, и все живые здоровые!

И действительно, быстро подбежавший мальчишка с длинным шестом, на конце которого виднелся металлический крюк, вытащил труп почти целиком.

На несколько ошметков, постепенно погружающихся в воду, никто не обращал внимания, и подошедшие женщины спокойно наполняли ведра водой, переговариваясь между собой, что сторожа возле водопровода опять, небось напились и не видят, что бросают жители верха в трубу.

Несколько новобранцев изъявили желание расстаться с выпитым, однако вода столь быстро была поглощена иссохшимися желудками, что дело ограничилось сдавленным кашлем и схематическими движениями горла.

Голос сержанта заставил их двигаться дальше. Глинистые участки чередовались с горным монолитом, в котором были выбиты грубые ступени, ведущие наверх. Отряд миновал их и двинулся между хижинами, казавшимися еще более убогими, чем виденные раньше.

Порыв жаркого ветра донес волну оглушительного зловония — подобие дороги, по которой они двигались между жилищами, вывело их к обширному, беспорядочно разбросанному кладбищу. Колючая горсия торжествующе вздымала свои черные бархатистые цветы, с каждым дуновением ветра осыпая ядовито зеленую пыльцу.

Черная статуя бога подземного царства Ортикса, широко развернувшего каменные крылья, внимательно смотрела своими четырьмя ликами по сторонам света, как будто боялась упустить момент, когда следует призвать к себе, подтолкнув, очередного человека, балансирующего на пороге жизни и смерти.

Рядом, отделяемая лишь тропой, располагалась свалка мусора, и по состоянию каменных откосов было видно, что он небрежно сбрасывается с самых верхних ярусов города, застревая по пути, разлагаясь и привлекая к себе внимание любителем падали — белоснежных крылатых риксов и злобных, всегда готовых напасть стаей шестилапых ярдов.