Разрушенные (ЛП)

Я посмотрел на свои руки. Подняв их, я сказал:

— Я расскажу тебе историю о каждом шраме, каждом порезе, каждой отметине на моем теле. Я отвечу на любой вопрос, который ты хочешь, и затем ты сможешь вынести приговор. — Мои пальцы не были конечностями — они были безжалостным оружием и провели всю жизнь в горе. — Я оставлю детали для тебя, но дай мне шанс рассказать твоей дочери одну историю.

Посмотрев на Клару, я добавил:

— Я расскажу тебе о мальчике, который потерял свою жизнь, только чтобы одна маленькая девочка вернула ее ему.

Клара улыбнулась душераздирающе-нежно, ее темные глаза были широко раскрыты и наполнены прощением. Ее неукротимость заставила меня тосковать по другому ребенку... мальчику, который был такой же стойкий и идеальный.

— Мне нравится. Но я хочу больше чем одну.

Зел сдалась. Ее плечи поникли.

— Одна история, и затем мы едем домой.

Я кивнул. Я мог жить с этим. Я не мог ожидать ничего большего.

Клара улыбнулась, счастье осветило ее лицо.

— Теперь расскажи мне.

Хейзел

В день, когда я рассказала отцу моего ребенка о Кларе, я ушла, истекая кровью, и напуганная.

Вместо соблазнительного, льстивого поведения, что заставило меня раздвинуть ноги перед ним, он посмотрел на меня, как будто я была грязью.

Он назвал меня потаскухой, шлюхой, сучкой-золотоискательницей.

Я не знала, что у него были богатые родители, или что он должен был унаследовать состоятельную империю. Мы познакомились на улице, тусуясь возле сети быстрого питания. Я думала, он был сиротой, как и я. Оказалось, он любил ошиваться на улице по ночам, прежде чем возвращался в свою идеальную кроватку. Я проследила за ним до его дома, чтобы узнать правду.

Его родители услышали наши крики; его отец вытолкнул меня за дверь, и я упала в большой цветочный горшок. Шипы розы врезались в нежную кожу ниже моего глаза.

Капающая кровь, пачкала мою единственную футболку, и я поняла, что не хочу иметь ничего общего с ними.

Малышка была моя.

Все время, с того самого дня, Клара была моей полностью. Я не была хороша в том, чтобы делиться, но Роан Фокс не оставил мне выбора.

Он влюбился в моего ребенка с искренней решимостью, что пугала меня больше, чем его темперамент и жестокость.

Он смотрел на Клару, как будто она была ключиком для решения всех его проблем.

Но он не знал.

Он не знал, что в один из дней, совсем скоро, она уйдет.

В день, когда это случится, его жизнь будет окончена, а мое сердце разбито, и я верну ему его голубую таблетку.

В день смерти Клары, она заберет нас обоих.

Это было неизбежно.

История.

Были хорошие истории, плохие истории, трагедии и идеальные «И жили они долго и счастливо». Что бы Фокс ни хотел рассказать Кларе, я сомневалась, что там будут пушистые единороги и веселье.

Я хотела покончить с этим — со всем этим. Я не могла вынести, что мое сердце разбивалось каждый чертов день. Я не могла вынести то, что постоянно лежу в кровати, думая о Фоксе и борясь с бесконечной войной ненависти к нему за то, что он заставляет меня чувствовать, и презрения к нему за то, что держит меня в заложниках.

Я была готова уйти. Я не могла приносить себя в жертву человеку, который страдал от больших демонов, чем сам дьявол. Я прошла через слишком многое, чтобы позволить ему снова обидеть меня.

Но затем он увидел Клару.

Он привязался к Кларе.

Он украл Клару, и она больше не была моей.

Медленный огонь ярости не покидал меня с тех пор, как он так одержимо влюбился в нее. Я хотела улизнуть в тот момент, когда он ушел спать, но когда взяла Клару за руку и потащила ее к подъездной дорожке, ощутила, как будто невидимая цепь привязала меня. Утягивая меня назад, заставляя остаться.

Это больше не были обязательства или деньги. Привязавшись к Кларе, он доказал, что у него есть сердце. Он доказал, что был человеком глубоко внутри, и так же сильно, как я хотела ненавидеть его, я не могла.

Не тогда, когда он души не чаял в моей плоти и крови, готовил ей еду, срезал корки с ее сэндвичей и подбегал к ней по каждому требованию. Он становился человеком в моих глазах, и это заставляло меня ненавидеть его еще больше.

Но ненависть была эмоцией, которая требовала безграничной энергии. Я потеряла желание подпитывать свою ярость и разжигать огонь своей злости. В конце концов, разве не все заслуживают счастья?

Даже люди, которые убивали. Если они покаялись и признали свои грехи, разве это не было моей сущностью как человека, помогать им на пути выздоровления?

Ценой Клары?

Нет, ценой его. Это Фокс будет страдать — не Клара. Она была слишком смелой, слишком любимой и сильной, слишком осведомленной о мире, чтобы перенять что-то от Фокса. Но он? Он не переживет ее потерю.

И это превращало мою ненависть в печаль, более тяжелую и всепоглощающую, чем прежде. Позволив им находиться так близко, я уничтожила их обоих.

Казалось, я не существовала ни для Фокса, ни для Клары, когда он встал с пола и зашагал к выходу. Он не вернулся, чтобы взять меня или предложить руку Кларе. Его тело было напряжено и неприкасаемо.