— Елена больше не заслуживает твоего бреда о нас — тем более, она помогает тебе все это чертово время, а ты ведешь себя как ребенок. Самое меньшее, что я могу сделать, это облегчить ей жизнь. Ты хочешь быть с ней козлом из-за других причин? Ладно. Но я не позволю тебе сидеть и быть ревнивым идиотом из-за той, кто предпочитает трахаться с самым сексуальным мужчиной года по версии журнала People.
Я смеюсь.
— Ну, по крайней мере, мне больше не нужно доставлять ей неприятности из-за тебя.
— Тебе нужно перестать доставлять ей неприятности. И точка. Ты еще пожалеешь об этом.
— Если бы только жизнь была такой простой.
Элиас кивает.
— Жизнь никогда не бывает простой. Прийти сюда и рассказать тебе мой секрет, чтобы помочь моему другу? Самое тяжелое дерьмо, которое мне пришлось сделать за последнее время. Довериться тебе, несмотря на то, что я тебя едва знаю? Еще хуже. Как я слышал, у тебя обычно развязываются губы, когда ты пьянеешь, так что я не в восторге от того, что доверился тебе.
Черт. Я потрясен тем, что он доверяет мне настолько, чтобы сказать мне это. И его аргументация — это то, что я не только уважаю, но и слегка завидую, потому что у меня нет такой наглости. Его готовность пожертвовать собой ради защиты друга — это черта характера, которую я не могу игнорировать.
Элиас — чертовски хороший товарищ. Неудивительно, что Елену тянет к нему.
— Я сохраню твой секрет. Клянусь.
— Я имею в виду каждое слово.
— Может, я и козел, но я бы никогда не предал твое доверие таким образом. То, что ты сделал для Елены, достойно восхищения.
— Но ты все равно будешь отдаляться от нее? Несмотря на то, что знаешь, что я не собираюсь делать шаг?
Думаю, Елена не призналась, как мы вчера отдалялись друг от друга. Он не знает, что я настаивал на меньшей дистанции, но встретил ее сопротивление.
— У нас слишком много препятствий на пути.
И, черт возьми, я — самое большое из них.
Глава 19
Время не лечит разбитое сердце. Это глупая фраза, призванная вселить надежду. На самом деле, движение вперед еще не исцелило мое сердце. И видит Бог, я пыталась.
Каждый год одно и то же чувство. В годовщину смерти родителей отчаяние берет верх над всем остальным в моей жизни. Обязанности отходят на второй план, а я провожу день, оплакивая жизнь, которую они должны были прожить.
Элиас ушел несколько часов назад, позаботившись о том, чтобы я была накормлена, несмотря на то, что я весь день сопротивлялась его предложениям.
Я выхожу на балкон отеля. Ипподром Монако так близко, что я могу видеть огни отсюда.
Я смотрю на усыпанное звездами небо, и слезы наворачиваются на глаза, когда я думаю о своих родителях.
— Когда же станет легче? Каждый год я пытаюсь притвориться, что все в порядке, но в итоге избегаю всех. Я чувствую вину за то, что я здесь, а вас обоих нет. Проводить время с другими в годовщину… это напоминает мне обо всем, что вы оба потеряли. — Я шепчу слова, поднимая их к небу. — Я бы хотела, чтобы папа был здесь и видел, как я разговариваю на английском каждый день. Думаю, он бы гордился тем, что от моего акцента почти ничего не осталось. А иногда я представляю, что мама здесь и поет мне на ухо, говоря, что все будет хорошо. Мне хочется думать, что сейчас она бы тоже ругалась с бабушкой по поводу отсутствия внуков.
Я говорю сама с собой, как сумасшедшая.
— Боже, иногда я чувствую себя такой одинокой, даже с Элиасом и бабушкой. Без вас двоих все совсем по-другому.
Я фыркаю, когда падают новые слезы. Глупо, но в то же время приятно, что эти слова вырвались из моей груди. Я тихо всхлипываю, глядя на небо и думая о своих родителях, наблюдающих за мной сверху.
Время ускользает от меня. Солнце медленно поднимается, заливая ипподром в Монако золотым сиянием.
Раздвижная дверь в комнату Джакса со скрипом открывается. Я спешу вернуться в свой номер, но голос Джакса останавливает меня.
— Ты не обязана заходить внутрь из-за меня. Если хочешь, можешь притвориться, что меня здесь нет.
Я вытираю щеки свитером, прогоняя надвигающиеся слезы.
— Это невозможно. Поверь мне, я пыталась. — Я стою спиной к нему, глядя на свою раздвижную дверь и размышляя, что делать.
— Ты открыто флиртуешь со мной? Теперь я беспокоюсь, что ты больна.
Самая слабая улыбка, известная человечеству, украшает мои губы. Я поворачиваюсь и занимаю место, прислонившись к перилам, лицом к восходящему солнцу.
— Я в порядке.
— Мама учила меня, что если женщина говорит, что она в порядке, значит, она точно, ни при каких обстоятельствах, не в порядке.
Я тихонько рассмеялась.
— Твоя мама замечательная. — Моя грудь горит от мысли, что у меня нет своей.
Мы стоим в тишине несколько минут. Я беру под контроль свои бушующие эмоции, пока Джакс смотрит вперед. Солнце продолжает свое медленное восхождение.
Джакс по-прежнему смотрит вперед.
— Вчера репортер спросил меня, что заставляет меня чувствовать себя живым.
Я поворачиваю голову к нему.
— Что случилось с тем, что ты будешь молчать, чтобы я могла притвориться, что тебя здесь нет?