Разрушитель миров

Перенаселенный, раздувшийся Аскал располагался на многочисленных островках в дельте Большого Льва. На тесных улицах и маленьких рынках было не протолкнуться, в каналах текла грязная вода, а мосты грозили в любой момент рухнуть. После смерти короля Конрада вспыхнуло несколько мятежей: не все были довольны тем, что на трон взошла юная девушка. В трущобах возникали пожары, порты страдали от наводнений. Случались неурожаи. Между религиозными орденами вспыхивали конфликты. Невидимая, но прочная паутина преступности оплела весь город до основания.

«Только все это – ничто по сравнению с будущим, которое нас ждет, – думал Эндри. – Это ерунда по сравнению с тем, на что способен Таристан».

Эндри сжал зубы.

– Я не понимаю, – только и смог выговорить он, врезаясь в стену непоколебимости, которой окружила себя королева.

Перелезть через эту стену было невозможно.

– Вам и не нужно понимать, Эндри, – произнесла Эрида и постучала в дверь, ведущую в королевские покои. Та распахнулась; рыцари Львиной гвардии ожидали королеву в коридоре, стоя в несколько рядов и напряженно вытянувшись. – Вам нужно лишь выполнять приказ.

Спорить с королевой Галланда было невозможно.

Эндри низко поклонился, проглотив все возражения, что приходили ему в голову.

– Хорошо, Ваше Величество, – произнес он.

Рыцари окружили королеву, вставая в строй, но она медлила.

– Спасибо, что вернулись домой, – произнесла она, последний раз взглянув на оруженосца. В ее взгляде читалась радость, смешанная с горечью. – По крайней мере, вашей матери не придется хоронить еще одного рыцаря.

Я не рыцарь. И никогда им не стану.

У него заныло сердце.

– Невеликое утешение.

– Да хранят нас боги от того, что за этим последует, – прошептала Эрида, отворачиваясь.

Дверь захлопнулась, и Эндри едва ли не бегом бросился прочь из тронного зала. Ему не терпелось сорвать с себя одежду и смыть с кожи события прошедших недель. Ноги несли его по знакомым коридорам Нового Дворца, подгоняемые гневом, который ненадолго взял верх над скорбью в его душе.

Боги упустили свой шанс.

Во сне леди Валери Трелланд не выглядела больной. Она лежала в удобной позе, укрытая одеялом, с шелковым чепцом на голове. На ее лице не осталось забот, а морщинки в уголках глаз и рта разгладились без следа – и она словно бы помолодела на несколько десятилетий.

Леди Валери оставалась красавицей, несмотря на вгрызавшуюся в ее тело болезнь. Ее кожа была темнее, чем у Эндри, – цвета отполированного черного дерева, – но в остальном он очень напоминал мать. Он унаследовал ее высокие скулы, пухлые губы и густые черные кудри. Эндри было странно глядеть в зеркало и видеть в своем лице мать. Но еще удивительнее было осознавать, какой красотой она блистала, прежде чем к свече, ярко горевшей у нее внутри, протянулись сырые, стылые пальцы болезни.

Валери издала чуть слышный хрип, и Эндри поморщился, собственным горлом ощущая шершавую, царапающую боль.

«Спи, мама», – беззвучно взмолился он, следя за тем, как поднимается и опускается ее грудь. Он считал секунды, готовясь к тому, что Валери вот-вот зайдется кашлем, но этого так и не произошло.

В камине горели аккуратно сложенные друг на друга поленья, разливая по комнате жар и духоту. Эндри, переодевшийся в чистую одежду, обливался потом, но не двигался с места, замерев у стены, между гобеленом и узким окном.

Несмотря на тепло, он ощущал, как ледяной палец ужаса скользит по его спине.

Его нужно спрятать.

Ломкий и трескучий, подобный зиме голос снова шептал внутри головы Эндри. Он не поддавался описанию и звучал на все лады: он был то женским, то мужским, то старческим, то детским. Оруженосец вздрогнул, когда голос зазвучал снова, постепенно переходя на крик.

«Он уже спрятан!» – хотелось закричать Эндри. Он изо всех сил сжал челюсти, ощущая, как холод играет с его ребрами.

Не говори никому.

Он заскрипел зубами.

«Я ничего не говорил. Ни единому человеку. Даже королеве», – беззвучно ответил он. Ему казалось, что он сходит с ума. Возможно, безумие и правда подкрадывалось к нему, рожденное скорбью и страшными воспоминаниями.

Впервые он услышал голоса, когда скакал домой на коне Древнего с привязанным к седлу Веретенным клинком. Он едва не упал на землю, но все же удержался, стараясь умчаться прочь от того, что поселилось в его голове. Но сколько он ни гнал коня вперед, скрыться от них не удавалось.

В этих нашептываниях звучали и смех, и грусть. «Спрячь надежней этот меч, – шипели голоса, отпечатываясь в мозгу Эндри. – Ты избран, чтоб его сберечь».

Эндри хотелось от них отмахнуться, но все же он стоял неподвижно, прижавшись спиной к стене, и безмолвно охранял сон больной матери.

А также Веретенный клинок, спрятанный под ее кроватью, о котором, помимо Эндри Трелланда, не знала ни одна живая душа.

Глава 3. Между драконом и единорогом

– Корэйн —