Когда неизменный Чезер, отбив ритуальную дробь, вошел в келью, верховный жрец не дрогнул, только отстранился от рукописи, давая отдых руке и глазам. Приход верного телохранителя в неурочный час – плохой признак, но долгие годы тайного существования приучили Пэя сохранять хладнокровие в любых ситуациях.
– Призыв из Гьета: неизвестные совершают человеческие жертвоприношения на окраине города, пострадал сын старейшины.
– Орден?
– Не похоже.
Верховный жрец задумался, собрав на лбу глубокие складки. К неожиданно обрушившемуся на них покровительству повелителя Шоканги Черепа отнеслись подозрительно (кто его знает, что на уме у дракона?), а община в Гьете вообще была «теневой», то есть заявлять миру о своем существовании не спешила. Непонятная возня могла нарушить хрупкое равновесие, испортить отношения с возрожденным Господином, сделать невозможным дальнейшее служение Тьме… Лучше не думать о таком.
– Передай: я иду в Гьет.
Черепа тоже умели строить пентаграммы перемещения. Правда, на короткие расстояния и только если в месте прибытия кто-то активирует такую же (Ключи от своих стационарных порталов орден хранил в тайне). В Гьете верховного жреца с нетерпением ждали.
Обстановка в общинном доме была суетливой и злой. С первого шага Пэй окунулся в атмосферу сдержанной паники и агрессии – не очень хорошее сочетание для тех, кому следует держаться незаметно. Проняло всех – местный старейшина держался с безукоризненной вежливостью и достоинством, но пальцы у него дрожали. Сохраняя невозмутимость, верховный жрец следовал за встречающими, и аура холодного самообладания волнами расходилась от него. Люди прекращали бессмысленные метания и с надеждой смотрели на Пэя – к ним возвращалась вера.
– Итак…
Перед ними сидел юноша, почти мальчик, закутанный в теплые одеяла. Единственным его внешним повреждением являлась кровоточащая ссадина на лбу, но дело заключалось не в ней – аура подростка была чудовищно искажена. В Ином Зрении Пэй видел узлы и уплотнения, явно внедренные извне, кольца болезненно-яркого свечения и, наоборот, темные пятна некрозов. На то, чтобы разобраться в происшедшем, ему потребовалось несколько минут – кто-то придал ауре юноши вид двух или трех заклинаний (что-то из боевой магии, школа огня), привязав наполнение Знаков к жизненным меридианам. Осталось понять, кому вообще могло потребоваться сотворить подобное.
– Расскажи все, что знаешь.
История оказалась древней как мир. Сын старейшины переживал тот бессмысленно-бунтарский период, который есть в жизни каждого человека, даже если он – служитель невидимого храма. Норис бредил магией, а его отец, понятное дело, относился ко всему волшебному с подозрением. Нашелся и скромный доброжелатель, якобы в молодости едва не ставший магом, который ненавязчиво поощрял интерес юноши, исподволь подталкивая к нужному решению.
– Он сказал, что я могу пройти через особый ритуал и стать настоящим магом. Они все его проходят! А Луро на спор сделал такой маленький зелененький огонек… Ну, точно как волшебник!
Искушение оказалось непреодолимым. Уступив давлению взрослого друга и старых приятелей, Норис согласился на встречу с неизвестным, которого все прошедшие ритуал называли не иначе, как «учителем».
– Я отпросился вроде как к старшему брату Луро, у него кузня за городом. А сам вместо этого пошел к этой, ну, старой бойне.
– Город разросся, и пару лет назад мясники решили перенести свое хозяйство на окраину, – пояснил старейшина. – Приезжий торговец приобрел сараи под склад.
Самозваный учитель держался таинственно, изъяснялся жестами и прятал лицо. Норису было объявлено, что он подходит, и предложено пройти посвящение немедленно. Юноша колебался, лукавый советчик вкрадчиво бормотал, в жаровнях курились благовония. Через полчаса на Нориса накатило странное отупение, он послушно выпил поданное ему питье, после чего тело перестало ему повиноваться. Прежние приятели, пугающе безразличные и послушные, как куклы, перенесли одурманенного юношу в пустой темный склад, раздели донага и уложили на высоком столе. Это еще можно было счесть продолжением обещанного ритуала, если бы «учитель» ждал Нориса один. Однако рядом на точно таком же столе лежал другой человек, и одного взгляда в его сторону оказалось достаточно, чтобы юноша начал резко трезветь.
– Ему в тело были воткнуты длинные спицы, во все места, а кишки вынуты и разложены снаружи. И он был жив! Потом тот, кого называли учителем, вышел на свет, и я увидел его лицо. У него была собачья голова!!!
«Псоглавец… псоглавец…» – забормотали общинники.
– Опиши подробней! – потребовал Пэй.
– Ну… Рот до ушей, нос, сросшийся с губами, и черная жесткая шерсть везде, где видно.
Само посвящение Норис помнил смутно. Вроде бы псоглавец положил ему руку на грудь и больше ничего не делал, но боль была ужасной, словно огненные змеи медленно ворочались в животе, а рядом исходило белым дымом тело безымянной жертвы. Следующим воспоминанием Нориса стали холод и темнота.